Том 5 (XIII век, литература трагического века)

Въ лето 6745. <...> О пленении Рускыа земля отъ Батиа. Слышано бысть на восточней стране въ роде Измаилове, сына Агарина, рабыни Авраамовы,[171] яко смири Господь Богъ Рускую землю нахождениемъ безбожныхъ иноплеменникъ, таурмень. Еже на Калкы и побеждение рускыхъ князей прослу, и храбрыхъ онехъ 72 избиение ведомо тамо бысть, и межиусобныа брани Рускыа земля, и глады, и море велицеи, и оскудение рускаго воинства, и разньствие въ братии, и просто все земское неустроение. Наипаче же обнажися греховнаа злоба, и вопль греховный въ уши Господа Саваофа вънииде. Темъ и попусти на землю нашу таковую всепагубную рану. Еще бо и сеа крови не отмыхомъ, Калкацкого бою, и пакы народися людий по велицемъ мору по всей земли, кроме Киева. Но киевьстии людие на Калкахъ съ великымъ княземь Мьстиславомъ Романовичомъ, и съ инеми 10-ю князи и съ 72-ю храбрыми костию тамо падоша; новгородстии людие отъ гладныя смерти изъмроша, а живыи разыдошася по чюжимъ землямъ; тако же и смоленскаа, и вси просто гради столнии смерти тоа вкусивше, въскоре осиротеша. Не много бо летъ мину, отъ Калкатцкиа рати до потрясениа земли 8 летъ, тогда же и гладъ бысть, а отъ потрясениа земли до Батыева прихождениа 8 летъ. Того ради не исполнися земля наша, но и наипаче всемъ животнымъ опусте.

Мы же приведемъ слово къ повести, како ублюде Богь великого князя Юриа Всеволодича, и Ярослава, брата его, и братанича ихъ Василка Ростовского Костантиновича от Калокъ, тако же и люди оставшая отъ мору, и како не угоньзнуша своеа смерти, обща бо есть всей Руской земли.

Слышавше бо безбожнии татарове таковое смирение руское, и имение великое, многыми леты събраное, двигнушася съ восточныа страны, и поплениша прьвое Болгарскую землю.[172] А на третий годъ на Русскую землю приидоша бесчисленое множество, яко прузи траву поядающе, тако и сии сыроядци христианьский родъ потребляюще.

Въ лето 6746. Зимоваша окааныи татарове подъ Чернымъ лесомъ и оттоле приидоша безвестно на Рязаньскую землю лесомъ съ царемъ ихъ Батиемь. И прьвое приидоша и сташа о Нузле,[173] и взяша ю, и сташа ту станомъ. И оттоле послаша посломъ жену чародеицу, а съ нею два татарина, въ Рязань къ княземъ рязаньскымъ, просяще у нихъ десятыны: десятого въ князехь, десятого въ людехъ, и въ конехъ, десятаго въ белыхъ, десятаго въ вороныхъ, десятаго въ бурыхъ, десятаго въ пегыхъ, и въ всемь десятого. Князи же рязаньстии, Юрий Иньгваревичь и брата его Олегь и Романь Иньговоровичи, и муромские князи, и проньские хотеша съ ними брань сътворити, не вьпустячи въ свою землю. И выидоша противу ихъ въ Вороножь,[174] и ркоша посломъ Батыевымъ: «Коли насъ не будетъ всехъ, то все то ваше будеть». И оттоле послаша ихъ къ великому князю Юрию Всеволодичу въ Володимеръ, и оттоле пустиша татаре въ Воронажи. Послаша же рязаньстии князи пословъ своихъ въ Володимеръ къ великому князю Юрию, просяще помощи, или самому поити и вместе постоати за землю Рускую. Князь великий же Юрий не послуша молбы рязаньскыхъ князей, самъ не поиде ни посла къ нимъ; но вьсхоте самъ о себе съ татары брань сътворити. Но уже бяше Божию гневу не възможно противитися, яко же древле речено бысть Господемь Исусу Навгину;[175] егда веде ихъ Господь въ землю обетованную, тогда рече: «Азъ послю во нихъ прежде въ васъ недоуменное, и грозу, и страхъ, и трепетъ». Тако же и у насъ отъятъ Господь преже силу, а за грехы наша вложи въ насъ грозу, и страхъ, и трепетъ, и недоумение.

Погании же татарове начаша воевати землю Рязаньскую, и оступиша Рязань, месяца декабря въ 16 день, на память святаго пророка Аггеа, и острогомъ оградиша его. Князь же Юрий Рязаньский затворися въ граде съ людми, а князь Романь отступи къ Коломне съ своими людми. И взяша градъ татарове, в 21 день, приступивше, того месяца, на память святыа мученице Иулианы, князя Юриа Иньгваревича убиша и княгыню его, а люди изсекоша, мужа, и жены, и дети, и чрьнца, и чрънорызыца, иереа, овыхъ огнемъ, а иныхъ мечемъ; поругание чрьницамъ, и попадиамъ, и добрымъ женамъ, и девицамъ предъ матереми и сестрами. А епископа же ублюде Богъ, отъиха въ то время прочь, егда татарове городъ оступиша. И изсекше люди, а иныхъ пленивше, зажгоша градъ. И кто, братие, отъ насъ не поплачется о семъ, кто насъ осталъ живыхъ, како они горкую и нужную смерть подъяша! Да и мы, то видевши, устрашилися быхомъ и плакалися греховъ своихъ день и нощь сь въздыханиемь; мы же творимъ съпротивное, пекущеся о имении и о ненависти братни. Мы же на предлежащее възвратимся.