Том 6. Черный город

— Откуда у него взяться золоту? Врет, наверное, прохвост, как всегда!

— Говорит, что, мол, лёченский бургомистр может подтвердить его слова.

Но бургомистр замотал головой: не знаю ничего об этом.

— Сбежать, видно, надумал, плутище! Не отпускайте его от себя ни на шаг! — приказал Гёргей. — А на случай, если он все же правду говорит, спросите у него, где лежит шапка, да пойдите хорошенько пошарьте в кустах. Эй, Плихта, Райнольд, Капанцкий, слезайте с коней и отправляйтесь пешком в парк.

Распоряжение это было весьма благоразумным; Гёргей звал своих людей и нарочно выбрал из их числа самых никчемных: если они не найдут золота, то и пешком вернутся в Гёргё, а если отыщут деньги, то обязательно сбегут да еще и лошадей прихватят с собой в вечное пользование.

Тут Гёргей, пришпорив коня, во весь опор поскакал в Гёргё в, когда отряд с пленными прибыл туда, вице-губернатор уже успел переодеться и вышел во двор встретить Нусткорба.

— Добро пожаловать, ваше благородие, господин бургомистр. Прошу вас, входите!

В замке уже был накрыт стол. Экономка Марьяк сумела и на скорую руку приготовить такое угощение, что и князья облизали бы пальчики. А чтобы не скучать за ужином вдвоем, вице-губернатор пригласил к столу кое-кого из своих чиновников, и они потешали гостя веселыми анекдотами.

Были поданы лучшие вина: «шомьинское» 1682 года, «золотой нектар» (выдержанный), «токай», хранившийся в подвале пятьдесят семь лет, то есть с того самого года, в котором родился господин Нусткорб. Это внимание (а может быть, и само вино?) так растрогало господина Нусткорба, что он заметно повеселел, хотя еще и неизвестно было, что его ожидает в замке мстительного магната. Про себя Нусткорб взывал к богу: «Да будет воля твоя», — но токайское попивал с удовольствием.

Разговор за столом шел о самых заурядных вещах: о погоде, о видах на урожай гороха, о том, что война, наверное, не затянется, рассказывали о странных происшествиях, о том, например, как в Эршекуйвар прилетел пчелиный рой и сел на пушку Иштвана Бертоти (это к добру). Вспомнили в беседе и о студенте из Шарошпатака, заснувшем таким крепким сном, что и по сей день, то есть шесть месяцев спустя, никак не удается его разбудить. Спит, а сам все видит, и притом на огромном расстоянии; возьмут его, например, за руку и спросят: «Где сейчас Гейстер», и он совершенно точно скажет: «В своем шатре под Потонью». — «Что он делает?» — «Бреется». Знает он и может сказать все, как есть, и про князя, и про любого человека. Уже проверяли. Каждое слово этого студента оказалось чистейшей правдой; патакский бургомистр в присутствии других представителей власти дословно записывал, что говорил студент в такой-то час и минуту о том или ином человеке, а представители власти тоже записывали, чем тот человек в этот момент занимался. И когда сравнили обе записи — все совпадало. Говорят, генерал Берчени собирается взять «спящего студента» с собой в действующую армию, чтобы там найти ему применение в военных целях…

— А мне не нравится, что мы, венгры, слишком верим во всякие там пчелиные рои да в спящих студентов…

Словом, за чашей вина говорили о многом, и только о событиях минувшего дня не проронили ни слова, не сделали ни малейшего намека. Будто два незнакомых человека оказались случайно вместе за ужином, им нечего сказать друг другу, вот они и копаются в мусорном ящике сплетен и всевозможных слухов. Время уже близилось к утру. У Нусткорба глаза начали закрываться. Тогда Гёргей вежливо напомнил «гостю»:

— Бели вам наскучило у меня, сударь, не стесняйтесь — на дворе вас ждет экипаж. Поезжайте себе домой, когда вам заблагорассудится. Мне бы не хотелось, чтобы ваша супруга напрасно беспокоилась из-за вашей долгой отлучки.

— Мне можно ехать домой? — удивленно пробормотал Нусткорб.

— А что же вы думали, сударь? Зачем же я вас привез сюда? Просто хотел по-дружески выпить за нашу с вами нежданную встречу.

Нусткорб смущенно погладил бороду, а чуб у него стал мокрым от пота.

— Трудное дело, очень трудное! — повторял он.

Поднявшись из-за стола, он попрощался с хозяином, с писарями и нетвердым шагом направился к выходу. Гёргей проводил его до кареты. В карету была запряжена четверка отличных лошадей; на козлах, рядом с кучером, восседал Матяш, собственный гайдук бургомистра. А когда Нусткорб сидел уже в экипаже, Гёргей еще раз протянул ему на прощание руку:

— Спокойной ночи, ваше благородие, и дай бог, чтобы вы еще раз, да поскорее, попались мне в руки, — так же вот, как сегодня.

— Спокойной ночи, — ответил бургомистр, — но постарайтесь не попадаться мне в руки, потому что конец той встречи будет совсем иным.

На востоке небо уже зарделось, солнце еще не взошло, но край его багряницы уже показался из-за гор.

Кукареку! — заголосил чей-то горластый петух.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Мертвый бургомистр пошевелился в последний раз