Том 6. Черный город

Розалия переменилась в лице.

— Ага! Испугалась? Вот оно что! У вас, барышня, как я вижу, сердечные тайны завелись.

Девушка покраснела, отвела взгляд в сторону и ничего не ответила.

— Нет, нет, я пошутил, девочка, — уже серьезным тоном продолжал вице-губернатор. — Побудь там еще немного. Надеюсь, скоро все это кончится, и ты сможешь возвратиться домой.

Ни Дюри Гёргей, ни Кендель, ни сама Розалия не придали никакого значения одному мелкому обстоятельству: Гёргей пристально, ничего не говоря, посмотрел на свою дочь и сбоку, и в лицо, а затем попросил Кенделя:

— Погляди, Кендель, но только повнимательнее, и скажи: очень похожи друг на друга двоюродные братец и сестрица?

Папаша Кендель окинул внимательным взглядом куруцкого офицера, словно впервые видел его, и покачал головой:

— Это я не приметить.

Кто бы стал обращать внимание на такие мелочи? Иное слово кажется порой пустым звуком, а на самом деле оно — тяжелее камня на душе, и человек хотел бы любой ценой освободиться от него.

Вот как проходило свидание в загородном трактире, закончившееся, можно сказать, весело для всех, кроме Бибока. Пал Гёргей был доволен, что ему удалось побороть свой гнев; бургомистр считал, что он дешево отделался, а наемники вице-губернатора, очевидно, нашли все-таки в кустах самшита шапку с золотом, потому что в Гёргё они больше не показывались.

С другой стороны, Пал Гёргей, пожалуй, не мог бы придумать более тяжкого наказания для Нусткорба, даже если бы отправил его в пекло. Ведь в преисподней грешник угодил бы всего-навсего в котел с кипящей смолой, а на бургомистра низверглась лавина негодования целого города. Сначала медленно, втихомолку, а затем все громче и быстрее по городу распространились слухи (вероятнее всего — через писарей комитатской управы) о том, что в минувший вторник бургомистр ужинал с вице-губернатором: всю ночь напролет они пировали с ним за одним столом. Город загудел, будто растревоженный пчелиный улей. Что же это получается? Да есть ли на небе бог, если возможно такое предательство? Даже самые рассудительные из саксонцев размахивали кулаками. Женщины хотели разодрать на себе одежды. (Разумеется, черные одежды!) «Нусткорб годами заставляет нас ходить в трауре, а сам, старый прохвост, тайком пьянствует с Гёргеем!»

Весь город клокотал злобой. На стены нусткорбовского дома наклеили пасквили, повыбивали окна, а по вечерам перед этим злосчастным домом собиралась чернь и устраивала бургомистру кошачьи концерты. Впрочем, в плебейской толпе можно было заметить и седые головы почтенных горожан, а на главной площади то и дело раздавались возгласы:

— Долой Нусткорба! Убирайся, Нусткорб, в Гёргё! Под нажимом общественного мнения пришлось вмешаться в дело сенату и заставить бургомистра, который не смел и носа высунуть из дома, назначить чрезвычайное заседание. Сенаторам и самим не терпелось узнать, верны ли страшные слухи, ходившие по городу. Правда ли, например, что в прошлый вторник Нусткорб ужинал с Гёргеем?

Господин Нусткорб признал, что он, действительно, ужинал с вице-губернатором, но случилось это «de vi coactu»[49].

Злой, словно хомяк, сенатор Бибера вскочил со своего кресла и закричал:

— Как это можно «ужинать по принуждению»? Мне, например, довелось видеть только, как гусаков насильно откармливают на убой.

— Я хотел сказать, что ужинал с Гёргеем не в качестве его друга, но как его пленник.

Ответ Нусткорба вызвал новый взрыв негодования. Что за чушь он городит? Где? Когда? Каким образом попал он в плен? Ведь это невероятно!

Бургомистру пришлось рассказать о том, как он по важному для города делу посетил одного чужестранца.

Из осторожности пришлось это сделать в загородном трактире, поздно вечером, — более подробно он не хотел бы касаться этой темы. (Выкрики: «Знаем! Знаем!») Возвратясь домой, он, Нусткорб, у самой парковой калитки столкнулся… с кем бы вы думали? С вице-губернатором Гёргеем. (Беспокойное движение в креслах. Выкрик Биберы: «Что он там забыл?»).

— Этого я знать не могу! — вскипел бургомистр. — Мне он не доложил. Пойдите и спросите его самого: может быть, вам, сударь, он откроет.

— Ладно! Пусть господин Нусткорб дальше рассказывает! Не перебивайте!

И господин бургомистр теперь уже без помех мог рассказать, как он бросился на вице-губернатора, пытаясь «захватить его живьем», как в пылу схватки он кликнул себе на помощь гайдука Матяша Платца. Но прежде чем тот прибежал, Гёргей успел засвистеть, чему он, Нусткорб, не смог воспрепятствовать. По этому сигналу выскочили отовсюду и сбежались на помощь Гёргею его подручные, схватили Нусткорба и его гайдука и как пленников отвезли в Гёргё. Что же он мог поделать, если причудник-аристократ вместо того, чтобы бросить своего пленника в темницу, угостил его роскошным ужином, а затем отправил домой в карете, запряженной четверкой лошадей.

— Благородно поступил, надо признать! — пробормотал себе под нос Донат Маукш.