— Я уйму! повторил Бова.
И посмотрел дерзко.
Маркобрун вспомнил о своем узнике Пуликане — существо кроткое, но которого все боялись.
«А этот не побоится!»
И видели как вышла из дворца королевна Друзиана и с ней чучел — странник, но побоялись следовать за ними.
— Ронделло, сказал Бова, по голосу я узнал его.
— Я взяла его с собой, я знала, ты вернешься.
— Но как ты могла знать?
Друзиана не отвечала — молча вела его.
Когда вошли в конюшню, бесившийся Ронделло стал перед Бовой на колени и вытянув совком конские губы, поцеловал взмыленным поцелуем.
— Мой верный Ронделло! твоя любовь чуем, не видя, узнала меня.
— Ничего о тебе не зная, я ждала тебя, и, как конь, она поцеловала его.
Бова проглотил ее кипящий поцелуй.
— Но как ты мог покинуть меня?
— Со мной рассчитались.
Бова рассказал о письме Зензевея к Салтану.
— Подлог! — сказал Друзиана, месть Ангулина. А как отец тужил по тебе — ты спас ему жизнь.
— Ты спасла мою жизнь!
И на глазах Друзианы, Бова черным зельем смыл с лица черную краску.
— А в этом узелке забыдущее.
Бова объяснил Друзиане силу этого зелья — как сам он по дороге к Салтану проспал свой кладенец.
— Кладенец я вернул, а Маркобрун проспит свою свадьбу.
К ночи в город вошел праздник. Попрятавшиеся высыпали на улицу. Во дворце огни.
Друзиана пришла сказать свое последнее слово: год кончился — вышел срок, она готова стать женой Маркобруна.
Слово заливается вином, крепкое вино.
Она наполнила две чаши:
— За нашу свадьбу.
И чокнув чаши, она пригубила, а Маркобрун пьет полным ртом — до дна.
И ловя себя и царапаясь за скатерть, полез под стол.
Друзиана вернулась к Бове на конюшню.
— Спит, сказала она.
— На здоровье! Ждать год — надо отдохнуть. А нам в дорогу.
В конюшне нашлось много всякого дорогого платья — королевские конюха щеголи! Бова снял с себя рухлядь дубового и нарядился выездным весь вывозжинный мишурой позументом — «красавец!» улыбнулся Бова, заглянув в лохань.
В ночь они покинули Задонск.
А когда через три дня, как однажды по дубом Бова, проснулся Маркобрун под столом, все было кончено: Бова с Друзианой поженились — Маркобруну нос.
На суженой лесной свадьбе за певчих были птицы, за свечи звезды, а провожатые — крупное и мелкое зверье, не толкались и никого не давили — все шло по мудрому строю природы.
В ярости Маркобрун не растерялся. Он был уверен легко справится с беглецами: «вора и мерзавца» прихлопнет на месте, а с Друзианой — но он еще не думал, что делают с безответной любовью, он только чувствует, как горечь вероломства отравила его чувства и мысли. Ему представлялось все очень просто: за три дня далеко не уйти было — и там, где любовная буря, какая может быть предосторожность, бери голыми руками. А кроме того он не сомневался в своем Пуликане, которого и Ронделло не обгонит и на которого меч — кладенец не рубок.
Пуликана держали в тюрьме под замком безвыходно. На люди пускать было его опасно.
Есть в природе собака — птица, имя ей в бестиариях «поскуда» — вестник маяты и неуживчивости — под знаком этой поскуды все неудачники, в их числе самонадеянный Маркобрун. А бывают, редкое явление, человек — собака.
Пуликан с лица по пояс человек, а ниже от пояса — пес и не какой-нибудь дог, а обыкновенная шавка. Из верных источников уверяли, что его мать благочестивая вдова, кроткая и незлобивая, хороший человек, а отец — пес, любимая собака ее покойного мужа, о котором она тосковала, как не меньше ее тосковал и пес о своем любимом хозяине. Безутешность и соединила их, и все вышло само собой, безо всякого намеренного любопытства попробовать, что произойдет. А произошел Пуликан.
Пуликан, или как в сказке Полкан, добрые умные глаза и услужливый. Конечно, какая же может быть у зверя повадка. Сидя в тюрьме и не собака, одичаешь. А собаку, которой непременно надо побегать, а изволь сидеть, как за книгой ученый, потянет кусаться.
Скорость бега у Пуликана не уступит ветру и ни один конь не мог перегнать, а чёк скока за версту слышен, сравнить с приближающимся мотором.
Этот Пуликан и был выпущен из тюрьмы гнать во всю, настичь беглецов и пойманных привести в суд. А ему за то обещана была свобода.
Без оружия, жердь в руках, Пуликан в три скока обогнал мчавшуюся погоню и приближался к венчальному лесу.
Друзиана по чёкоту догадалась и разбудила Бову. Она знала силу Пуликана и опасность.
Бова вскочил на Ронделло и выехал навстречу. И ни на шаг, предупреждая, поднял свой кладенец. Пуликан скокнул через меч — вихрем пронеслось над головой Бовы и он свалился на землю. И тогда Пуликан вскочил на Ронделло. Конь, почуя собачье мясо, в бешенстве понесся в лес. Шерсть горячила его. Он вдирался в самую чащу. Деревья зелеными ножами резали и полосовали коня и чумели всадника.
С исцарапанной мордой, весь исколотый и занозы торчат, Пуликан не выдержал и поворотил коня назад к Бове с повинной.
— Глупый ты, сказал Бова, а еще собака, благодари Бога, что морда сидит на башке, хоть и всмятку.