Том 6. Лимонарь

— Все тебя боятся, день и ночь на цепи, ни от кого не слышал доброго слова. Будь я охотничья собака, я знал бы как мне ответить. Но ведь моя мать христианка, я ни какой — нибудь чучел поганый, обряди меня во фрак — я человек!

Бова обращается с Пуликаном по- товарищески: не оборвет и не цыкнет. Друзиана всегда бывала внимательна: любимыми котлетами накормит и вымоет и хвост расчешет да еще и цветок заплетет: собачий хвост с полевой гвоздикой — умора и чего-то жалко.

* * *

Когда пришло время Друзиане, покликал Бова Пуликана — Бова всегда его кликал по- собачьи: Полкан.

Пуликан на кухне — стряпал собачье кушанье удивить Друзиану: рассольник на протертых языках мелких птиц с перепелиными лапками. А когда, вытирая губы, выглянул на оклик к Бове, Бова объявил ему, что его присутствие неудобно.

— Сам понимаешь, тайна рождения в мир человека. Когда будет нужно, я тебя покличу.

Пуликан отставил кастрюлю, прикрыл крышкой — рассольник готов — и покорно вышел.

Он уходил в глубь леса.

Ему было обидно.

«Чай, не сглажу, ворчал себе под нос, не Гвидон. Это Гвидон Пушкина напугал, вареная испарина, уши ослиные».

У Друзианы родилась двойня: два сына. Одного назвали Ричард, другого Синибалдом.

За няньку им заделался Пуликан — лучшей не сыщешь. Он и купал их и ели они под его глазом с его лап и спать налаживал: что угомон, что дрёма охотно идут на собачью сказку. А какие дудочки на все птичьи пищики и по- совиному пугать.

Дети не отпускали от себя Пуликана, висли на его плечах и за хвост не больно дергали.

Пуликан был счастлив.

В своих утренних перескоках — всякий день Пуликан обскакивал на версты — заметил он, что на море появились армянские корабли.

Маркобрун, порастеряв под Костром все свое войско, просил помощи у Зензевея против «вора». Возможно, Зензевей, узнав, что «вор» Бова, еще подумал бы, но как раз о ту пору внезапно, «не приходя в сознание», как писали в армянских газетах, он помер, и королем Армении объявил себя Ангулин, а Ангулину случай насолить Бове и отобрать у «мерзавца» краденую Друзиану.

Бова решил сам один расправиться с Ангулином, а Пуликан останется в лесу охранять детей и Друзиану.

На Ронделло со своим кладенцом поехал Бова в Костер к Орлу. И подобрав себе из орловых мужиков половчее, двинулся к морю воевать армянские корабли.

* * *

Друзиана говорит Пуликану:

— Ты, Полканушка, хоть бы отдохнул. Так и человеку не гораздо, день — деньской на ногах, не присядешь. Поди, отдохни, я за детьми посмотрю.

Пуликан выбрал себе на поляне прохладную лужайку. И разлегся. Это ль не подлинное счастье: после трудов выспаться хорошенько! — и блестящий рой лесных мух завился над его головой, убаюкав, полакомиться на даровщинку.

А проходили теми местами львы. Шли они по голодному делу и как увидели: Друзиана с детьми за воротами — погода хорошая! — и не рассуждая к ней полакомиться.

Крик разбудил Пуликана — кричала Друзиана! — вскочил на лапы и, не отряхнув с себя прилипший лакомый рой, скоком с поляны и прямо на львов.

Одного льва он замертво сшиб, на другого нацелился, а лев хап его за хвост и надсадясь, вместе с хвостом втянул себе в пасть.

По пояс Пуликан засел во льве во львином соку варится с шерстью, с мухами, а человечье торчит изо льва, во все стороны мельницей ходит.

Еще сколько-то ма́хов поработал Пуликан руками — не может выдраться — и задохнулся. А у льва глаза на лоб — и тоже задохнулся.

Видит Друзиана спасти нечем, и страшно. Как она верила, что Бова вернется и ее любовь отмерила срок год — чудо совершилось: в срок Бова вернулся. А теперь, когда ей одной так страшно? Или чудеса ходят по своим дорогам и в чуде не бывает чуда? Бова не возвращается.

Она забрала детей и пошла к морю.

* * *

Бова с костровскими мужиками шуганул армянские корабли, много ль доберется их до Армении: будут помнить. И с войском обратно в Костер к Орлу. Попраздновал с неделю с мужиками и прощайте.

Возвращается Бова в лес — домой, то-то будет рассказов, а какие везет подарки.

Входит он в дом — ни души. Он назад во двор — никого. Покликал — мухи жужжат и падаль. Он за изгородь — и в глаза ему лев — брюхо вздуто и глаза ползут.

Он что-то понял и ищет, еще неуверен, живы ли дети и где Друзиана. Идет дальше. И все понял: на него глядело выросшее из земли, из раскрытой львиной пасти, как из чащи, лицо человека — черная движущаяся кисея спускалась с выклеванных глаз до запекшегося подбородка — в этом диком цветке он узнал Пуликана.

И лес, который дал ему столько счастья, а счастье дается раз, отвернулся от его бесчастья. По чужим дорогам ходил он и дорога привела его назад — в пустой дом: Друзиану и детей съел лев, и лев съел Пуликана!

И Бова покинул лес.

«В этой жизни умирать не ново» догонял ветер голосом дурочки Зои: «да и жить, конечно, не новей».

Он вдруг ее вспомнил и ее песню и свою, отравленную материнским ядом, ночь — и горькой желчью закипела месть. И какой еще цветок расцветет на покинутой любовью земле? — месть!

Месть — его новая жизнь.

V

1

На своем Ронделло въехал в Сумин Бова — на его малиновом закат горит.