На конверте: Харьков
Рыбная 15
кв. Лурье
для
Москва. С. А. Есенин.
Ширяевцу А. В., 26 июня 1920
А. В. ШИРЯЕВЦУ
*26 июня 1920 г. Москва
Милый Шура! Извини, голубчик, что так редко тебе пишу, дела, дорогой мой, ненужные и бесполезные дела съели меня с головы до ног. Рад бы вырваться хоть к черту на кулички от них и не могу.
«Золотой грудок» твой пока еще не вышел, и думаю, что раньше осени не выйдет.
*Уж очень трудно стало у нас с книжным делом в Москве. Почти ни *одной типографии не дают для нас, несоветских, *а если и дают, то опять не обходится без скандала. Заедают нас, брат, заедают. *Конечно, пока зубы остры, это все еще выносимо, но все-таки жаль сил и времени, которые уходят на это.Живу, дорогой, — не живу, а маюсь. Только и думаешь о проклятом рубле. Пишу очень мало. С старыми товарищами не имею почти ничего, с Клюевым разошелся,
*Клычков уехал, *а Орешин глядит как-то все исподлобья, словно съесть хочет. *Сейчас он в Саратове, пишет плохие коммунистические стихи
*и со всеми ругается. Я очень его любил, *часто старался его приблизить себе, но ему все казалось, что я отрезаю ему голову, так у нас ничего и не вышло, а сейчас он, вероятно, думает обо мне еще хуже.А Клюев, дорогой мой, — Бестия. Хитрый, как лисица, и все это, знаешь, так: под себя, под себя. Слава Богу, что бодливой корове рога не даются. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри черт.
Клычков же, наоборот, сама простота, чистота и мягкость, только чересчур уж от него пахнет физической нечистоплотностью. Я люблю его очень и ценю как поэта выше Орешина. Во многом он лучше и Клюева, но, конечно, не в целом. Где он теперь, не знаю.
Ты, по рассказам, мне очень нравишься,
*большой, говорят, неповоротливый и с смешными дырами о мнимой болезненности. *Стихи твои мне нравятся тоже, только, говорят, ты правишь их по указаниям *жен туркестанских инженеров. *За это, брат, знаешь,Пишешь ты очень много зрящего. Особенно не нравятся мне твои стихи о востоке.
*Разве ты настолько уж осартился *или мало чувствуешь в себе притока своих родных почвенных сил?Потом брось ты петь эту стилизационную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежем и глупыми старухами,
*не такие мы, как это все выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? *Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а тебе нет.Посылаю тебе «Трерядницу»,
*буду очень рад, если ты как-нибудь сообщишь о своем впечатлении.В октябре я с Колобовым буду в Ташкенте,
*я собирался с ним ехать этим постом, но <он> поехал в Казань, *хотел вернуться и обманул меня.Сахарову А. М., июль 1920
А. М. САХАРОВУ
*Июль 1920 г. Ростов-на-Дону
Милый, милый Сакша
*! Сидим на яйцах в Ростове и все никак ничего не можем вывести. *Вдалеке Сочи, Екатеринодар, Туапсе, а здесь почти то же, что и у нас….В краю родном Пахнет сеном и гавном. *Очень и очень маленькая разница, особливо ежели насчет выпить, одно утешенье, что на Кавказе, говорят,«
Да, еще есть к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна, то устрой ей как-нибудь через себя или Кожебаткина тыс<яч> 30 или 40.
*Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса. С Кавказа она, кажется, уже уехала, и встретить я ее уже не смогу. Ну, живи, милый, лопай, толстей мордой и жопой. Мы полны тобой с утра до вечера. Будь же и ты к нам таким, каким был при нашем присутствии. Если можно, черкни что-нибудь о себе, о магазине и о прочем нам близком. *Адрес: Сочи, высший совет народн<ого> хозяйства. Трамот.
*Окружн<ому> уполн<омоченному> Колобову для Есенина.Лившиц Е. И., 11 августа 1920
Е. И. ЛИВШИЦ
*11 августа 1920 г. Минеральные Воды
Милая, милая Женя! Ради Бога не подумайте, что мне что-нибудь от Вас нужно, я сам не знаю, почему это я стал вдруг Вам учащенно напоминать о себе, конечно, разные бывают болезни, но все они проходят. Думаю, что пройдет и это.