Однако сегодня я собираюсь принять первую ванну, со всеми вообразимыми предосторожностями и пробыв в ней не более десяти минут. — Я сообщаю тебе все эти скучные подробности только для очистки совести, ибо, на мой взгляд, суета вокруг убогой ветоши выглядит в такой момент крайне смехотворно. То, что сейчас творится, похоже на сон. — Французы не лучше австрийцев сопротивляются неуклонному восхождению прусской звезды*
. Судьба Франции поставлена в зависимость от исхода единственного сражения, которое, может быть, разворачивается в настоящий момент. Древний Барбаросса*, уже отверзший вежды, готов выйти из своей пещеры, а империя Наполеона III готова ретироваться туда, дабы освободить место Германской империи, — и почти все это сделалось меньше, чем за неделю. — Протираешь глаза и спрашиваешь себя: сплю я или бодрствую?..Посылаю тебе письмо твоего брата, которое, как ты понимаешь, глубоко меня тронуло и которое ты с удовольствием прочтешь. Я буду очень огорчен, если вернусь в Россию, не свидевшись с ним… А вот Дарьино письмецо, тоже мною прилагаемое, меня мало обрадовало, до того мне опротивело это кружение по свету
любою ценой, это упорное прокладывание маршрутов вопреки всему*, и даже, если понадобится, по руинам мира, с единственной заботой о своем маленьком удовольствии самого что ни на есть мелко эгоистического свойства. В этом есть что-то откровенно жалкое, что-то от старого девственника в кринолине… Однако, чем же занимаюсь я сам, как не починкой ветхого рубища? Но ты должна засвидетельствовать, что я взялся за нее отнюдь не по своей воле. — Впрочем, Тёплиц — очаровательное место. Я устроился по соседству с Павлом Мельниковым*, очень уютно. В обществе недостатка нет. Здесь братья Мухановы*, всячески меня обхаживающие, чета Потаповых, с которыми я часто вижусь, графиня Ферзен, Шуваловы, приезжающие сегодня вечером из Карлсбада, где их едва не смыло наводнением, и проч. и проч. Мне, для моего маленького удовольствия, недостает лишь спокойствия за тебя. Ибо после рокового 11 июля* я не получил от тебя ни одного слова, кроме как по телеграфу, никакого свидетельства о твоем состоянии… Вот что гнетет. —Обнимаю Мари, и да хранит вас обеих Господь.
Аксаковой А. Ф., 31 июля/12 августа 1870*
202. А. Ф. АКСАКОВОЙ 31 июля/12 августа 1870 г. Тёплиц
Toeplitz. Ce 31 juillet/12 ao^ut
Ce qui se passe sous nos yeux n’est plus de la r'ealit'e. C’est comme la repr'esentation sc'enique d’un grand drame, concu et arrang'e dans toutes les conditions de l’art. Tout est si clair, si bien motiv'e, si cons'equent. On croit lire sur l’affiche quelque titre connu: Le Fourbe puni
, ou quelque chose dans ce genre… D’autre part, la port'ee des 'ev'enements 'echappe `a toutes les appr'eciations humaines.Il y a juste huit
jours que la guerre est commenc'ee, et voil`a d'ej`a le sort de la France r'eduit aux chances d’une seule bataille qui se livre, peut-^etre, en ce moment. Et il ne s’agit pas moins que de la chute, de la chute flagrante et 'evidente d’un pays, d’une soci'et'e, d’un monde entier, tel que la France*. On croit r^ever.Voil`a d’abord l’arm'ee francaise, qui a toujours 'et'e consid'er'ee comme quelque chose de hors ligne et de sup'erieur, qui ne resiste pas mieux que des Autrichiens*
`a l’ascendant des arm'ees .[64] Voil`a l’invasion retourn'ee, le sol de la France envahi, la capitale, Paris, d'eclar'e en 'etat de si`ege, la patrie d'eclar'ee en danger et l’Imp'eratrice Eug'enie s’offrant, comme une seconde Jeanne d’Arc, en crinoline, `a prendre en mains le salut de la France*. C’est ce m'elange du grotesque, se m^elant aux 'ev'enements les plus tragiques, qui a toujours 'et'e l’indice des grandes choses, des destin'ees qui s’ach`event.