241. И. В. Грузинову. Сентябрь-октябрь 1925 г.
Москва
Милый Ваня! Христов сидня! Злюка бракадабрская! Отдашь ты мне статью или не отдашь?
Критик ты рассейский! Стихотворец ты московский, отдай, ради Бога, отдай, чтоб не задержать до сезона. Обнимаю.
Твой Сергей.
242. В. В. Казину. 13 октября 1925 г.
Москва
В. Казину.
Голубь Вася! Устрой немного денег Илье. А то до получки сижу без сантима.
Привет тебе и поцелуй.
Твой С. Есенин.
13/Х 25.
243. В. И. Вольпину. 14 октября 1925 г.
Москва
Дорогой Валентин Иванович!
Будьте добры, дайте на мой счет сестре моей несколько книг.
Зайду, расплач`усь. Соня кланяется. Звоните. Чай и мед к Вашим услугам, а хозяева — вплоть до кинематографа. 4–91–53.
Ваш С. Есенин.
14/Х 1925.
244. А. А. Берзинь. 16 октября 1925 г.
Москва
Дорогая Анна Абрамовна!
Положение хуже, чем у свиньи, которую откармливают на убой.
Черт с ними, что деньги от всего того, что я не беру их, накапливаются, дело в том, что у меня ни монеточки. Даже в кино нет на билет, а Шурке на трамвай.
Дорогая! Ты всегда была моим ангелом-хранителем. Устрой что-нибудь из тех мест, где это возможно. Половина жизни за 100 руб. И целая поэма о гнусности денег.
Твой С. Есенин.
P.S. Не употребляй спиртн<ых> напитков. Страшный вред здоровью и благополучию.
Я всегда это знал, потому и проповедую.
С. Е.
16/Х 1925.
245. И. М. Касаткину. 21 октября 1925 г.
Москва
Милый дядя Ваня.
Посылаю тебе нигде не печатанные стихи. Одно отделано — «Неуютная», два совершенно новых.
Если ты свободен сегодня, то заходи вечером. Посидим, побалакаем. Будет Леонов. Приходи с женой. Соня оч<ень> просит.
Твой С. Есенин.
21/Х. 25. М<осква>.
246. П. И. Чагину. 8 ноября 1925 г.
Москва
Дорогой Петер! Ты свинья. Свинья потому, что уехал, не простившись и не отозвавшись — ни одной строчкой.
Или рука твоя уж так крепко приросла к редакторскому столу, что и оторвать ее трудно?
Как ты живешь — знаю. Не знаю только того, что ты думаешь. Это меня интересует больше, чем твои пятничные прогулки по морям несоленым. Черкни хоть строчку и скажи, чтоб мне высылали Бакраб.
Сегодня приехал Жорж. При встрече помянем тебя и запьем нашу грусть за твою забывчивость наст<оящим> martel, а ты пей там себе «финь» в наказание.
Привет Кларе и Розочке. Отцу пожми лапу и скажи ему, чтоб он погрозил хоть мизинцем Ваське — за то, что он не приходит.
Твой С. Есенин.
8/XI.25.
247. С. А. Толстой-Есениной. До 26 ноября 1925 г.
До 26 ноября 1925 г. Москва
Дорогая Соня, я должен уехать к своим. Привет Вам, любовь и целование.
С.
248. П. И. Чагину. 27 ноября 1925 г.
Москва.
Москва. 27 Ноябрь 25.
Дорогой Петр! Пишу тебе из больницы, опять лег. Зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает.
Видишь ли, нужно лечить нервы, а здесь фельдфебель на фельдфебеле. Их теория в том, что стены лечат лучше всего без всяких лекарств.
С удовольствием вспоминаю Вартапетова и Мезерницкого и говорю, что глухой Бетховен лучше слышащего плохого Рубинштейна и пьяный Эдгар По прекрасней трезвого Марка Криницкого. Всё это нужно мне, может быть, только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов. Избавлюсь, улажу, пошлю всех в кем и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки.
Не понимаю, почему Павлу Первому не пришло в голову заняться врачебным делом. Он бы смог. Он бы вылечил. Ведь его теория очень схожа с проблемами совр<еменных> психиатров. Карьера не талант и не знание. У кары лечиться — себя злить и еще пуще надрывать. Вот почему мы, вероятно, с тобой в декабре увидимся снова где-нибудь за пирушкой.
Посылаю тебе «Черного человека». Прочти и подумай, за что мы боремся, ложась в постели?...
Ну как Роза и Клара?
Как мать с отцом?
Передай им самое большое приветствие.
Васька ко мне заходил только один раз. Он лежит в больнице с ногой. Что там, не знаю, и что за больница, тоже не знаю. Говорят, где-то там, где вы раньше жили. Вот и всё.
Целую.
Твой С. Есенин.
249. И. В. Евдокимову. 6 декабря 1925 г.
Москва
Милый Евдокимыч! Привет тебе и тысячу пожеланий за все твои благодеяния ко мне.
Дорогой мой! Так как жизнь моя немного перестроилась, то я прошу тебя, пожалуйста, больше никому денег моих не выдавать, ни Илье, ни Соне, кроме моей сестры Екатерины.
Было бы очень хорошо, если б ты устроил эту тысячу между 7–10 дек<абря>, как ты говорил.
Живу ничего. Лечусь вовсю. Скучно только дьявольски, но терплю, потому что чувствую, что лечиться надо. Иначе мне не спеть, как в твоем «Сиверко»: «Пил бы да ел бы, спал бы да гулял бы». На днях пришлю тебе лирику «Стихи о которой».