Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

[1924]

Пролетарий, в зародыше задуши войну! *

Будущие:

Дипломатия

— Мистер министр?
         How do you do?[3]
Ультиматум истек.
         Уступки?
            Не иду.
Фирме Морган^*
         должен Крупп^*
ровно
   три миллиарда
         и руп.
Обложить облака!
         Начать бои!
Будет добыча —
           вам пай.
Люди — ваши,
         расходы —
            мои.
Good bye![4]

Мобилизация

«Смит и сын.
      Самоговорящий ящик»
Ящик
   министр
      придвинул быстр.
В раструб трубы,
          мембране говорящей,
сорок
   секунд
      бубнил министр.
Сотое авеню.
      Отец семейства.
Дочь
   играет
      цепочкой на отце.
Записал
   с граммофона
         время и место.
Фармацевт — как фармацевт.
Пять сортировщиков.
         Вид водолаза.
Серых
   масок
      немигающий глаз —
уставили
        в триста баллонов газа.
Блок
   минуту
      повизгивал лазя,
грузя
   в кузова
      «чумной газ».
Клубы
   Нью-Йорка
         раскрылись в сроки,
раз
      не разнился
         от других разов.
Фармацевт
          сиял,
          убивши в покер
флеш-роялем^*
         — четырех тузов.

Наступление

Штаб воздушных гаваней и доков.
Возд-воен-электрик
         Джим Уост
включил
      в трансформатор
            заатлантических токов
триста линий —
           зюд-ост.
Авиатор
      в карте
         к цели полета
вграфил
   по линейке
         в линию линия.
Ровно
   в пять
      без механиков и пилотов
взвились
       триста
         чудовищ алюминия.
Треугольник
      — летящая фабрика ветра —
в воздух
   триста винтов всвистал.
Скорость —
      шестьсот пятьдесят километров.
Девять
   тысяч
      метров —
            высота.
Грозой не кривясь,
         ни от ветра резкого,
только —
        будто
         гигантский Кольт^* —
над каждым аэро
            сухо потрескивал
ток
      в 15 тысяч вольт.
Встали
   стражей неба вражьего.
Кто умер —
      счастье тому.
Знайте,
   буржуями
         сжигаемые заживо,
последнее изобретение:
             «крематорий на дому».

Бой

Город
   дышал
      что было мочи,
спал,
   никак
      не готовясь
            к смертям.
Выползло
       триста,
         к дымочку дымочек.
Пошли
      спиралью
         снижаться, смердя.
Какая-то птица
         — пустяк,
            воробушки —
падала
   в камень,
          горохом ребрышки.
Крыша
   рейхстага,
         сиявшая лаково,
в две секунды
      стала седая.
Бесцветный дух
         дома́ обволакивал,
ник
       к земле,
      с этажей оседая.
«Спасайся, кто может,
         с десятого —
               прыга…»
Слово
   свело
      в холодеющем нёбе;
ножки,
   еще минуту подрыгав,
рядом
   легли —
      успокоились обе.
Безумные
       думали:
            «Сжалим,
            умолим».
Когда
   растаял
      газ,
         повися, —
ни человека,
      ни зверя,
         ни моли!
Жизнь
   была
      и вышла вся.
Четыре
   аэро
      снизились искоса,
лучи
   скрестя
      огромнейшим иксом.
Был труп
       — и нет.
Был дом
      — и нет его.
Жег
       свет
фиолетовый.
Обделали чисто.
          Ни дыма,
            ни мрака.
Взорвали,
        взрыли,
           смыли,
            взмели.
И город
   лежит
      погашенной маркой
на грязном,
      рваном
         пакете земли.

Победа

Морган.
   Жена.
      В корсетах.
            Не двинется.
Глядя,
   как
         шампанское пенится,
Морган сказал:
      — Дарю
            имениннице
немного разрушенное,
         но хорошее именьице!

Товарищи, не допустим!