Том 6. У нас это невозможно. Статьи

Дормэс побыл со своими однокурсниками недолго Он разыскал своего корреспондента Виктора Лавлэнда преподавателя классического отделения, который год назад сообщил ему об изданном директором колледжа Оуэном Пизли указе, запрещающем критиковать военное обучение.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах построенный на скорую руку домик Лавлэнда, похожий на коттедж Анны Хасэуэй, нельзя было назвать дворцом, — ассистенты Исайя-колледжа не привыкли жить во дворцах. Теперь же, когда претендовавшая на элегантность гостиная была заставлена обернутыми рогожей стульями, свернутыми коврами и ящиками с книгами, она походила на пакгауз. Среди обломков крушения сидели Лавлэнд, его жена, его трое детей и некий доктор Арнольд Кинг, занимавшийся экспериментальной химией.

— Что все это значит? — спросил Дормэс.

— Я уволен. За слишком «радикальные» взгляды, — проворчал Лавлэнд.

— Да! И самое радикальное его выступление касалось гликновского толкования употребления аориста у Гесиода! — плачущим голосом сказала его жена.

— Что ж, я заслужил это… тем, что интересовался только событиями, которые имели место не позже 300 года после рождества Христова! Мне только стыдно, что меня уволили не потому, что я объяснил моим студентам, что корпо заимствовали большую часть своих идей у Тиберия, и не за попытку убить районного уполномоченного Рийка! — сказал Лавлэнд.

— Куда вы собираетесь? — спросил Дормэс.

— В этом весь вопрос! Мы сами не знаем! Сначала мы поедем к моему отцу в его квартиру из шести комнат в Берлингтоне; у отца диабет. Но как быть с преподаванием?.. Директор Пизли все время откладывал подписание моего нового контракта, и только десять дней назад известил меня, что я больше не нужен… а теперь уже поздно искать на этот год новое место. Я лично нисколько не огорчен. Серьезно, не огорчен. И что мне дали понять, что в качестве университетского профессора я не был, как мне часто хотелось думать, неким новым Эразмом, воодушевляющим благородные молодые души мечтами о чистой классической красоте, а был всего-навсего наемным служащим, приказчиком универмага в отделе уцененной классики, где роль скучающих покупателей играли студенты, и что меня так же просто нанять и уволить, как любого дворника. Вы помните, что в императорском Риме учителя, даже наставники благородных юношей, были рабами… им, правда, разрешались вольности в отношении теорий антропологии Крита, но их не возбранялось душить, как и прочих рабов! Я не возражаю…

— То есть как это вы не возражаете? — накинулся на него доктор Кинг. — Почему это вы не возражаете, черт подери? С тремя-то детьми? Почему не возражать! Вот я другое дело, мне повезло! Я наполовину еврей — один из тех трусливых пролаз-евреев, о которых вам рассказывают Бэз Уиндрип и его друг Гитлер; я такой хитрый, что уже несколько месяцев назад знал все наперед… Меня тоже только что уволили, мистер Джессэп… Я договорился с Всеобщей электрической компанией… Там не возражают против евреев, особенно если они за работой напевают и находят комбинации, дающие компании миллион дохода в год… при годовом жалованье в три тысячи пятьсот! Итак, нежное прости всей моей здешней лабораторной пачкотне. Хотя… — и Дормэсу показалось, что у этого на душе еще горше, чем у Лавлэнда, — мне тяжело бросать мои исследования. Ну да черт с ними!

Версия Оуэна Пизли — магистра искусств, доктора права, президента Исайя-колледжа — звучала совершенно иначе.

Что вы, мистер Джессэп! Мы всей душой за свободу слова и мыслей здесь в старом Исайя-колледже. Мы отпускаем Лавлэнда только потому, что на классическом отделении излишек штатных преподавателей… так невелик теперь спрос на греческий, санскрит и прочее — вы сами знаете — при современном увлечении биофизикой, самолетостроением и тому подобным. Что касается доктора Кинга, то он сам вел себе глупо, хвастал тем, что он еврей и все такое… вы понимаете… Но не лучше ли нам поговорить о вещах более приятных Вы, вероятно, слышали, что министр просвещения Макгоблин окончательно разработал свой план назначения специальных директоров просвещения в каждой области и районе?.. И что профессор Альмерик Траут из университета Омбри является кандидатом на этот пост в нашу Северо-Восточную область? Ну вот, к этому я могу присовокупить еще нечто весьма приятное. Доктор Траут… а какой это серьезный ученый, какой красноречивый оратор!.. Известно ли вам, что по-тевтонски «Альмерик» означает «благородный государь»?.. И он был так добр, что назначил меня директором просвещения в районе Вермонт — Нью-Гемпшир! Не правда ли, замечательно?! И мне очень хотелось, чтобы вы одним из первых узнали об этом, мистер Джессэп, так как, несомненно, одной из главных задач директора будет работа в контакте с редакторами газет и при их помощи в очень важной области — по распространению правильных корпоративных идей и борьбе с ложными теориями… Да, да!

«Что-то много народу стремится в наши дни работать «в контакте с редакторами и при их помощи», — подумал Дормэс.