Автобиографическая форма жанра «рукописания» используется в этом повествовании с явно публицистической целью: самохарактеристика Магнуса и его самоосуждение, покаяние должны усилить мотив неизбежности возмездия завоевателю, нарушившему «вечный мир» с Русской землей, показать неустанную и победоносную оборону Руси ее князьями, посадниками, воинами. Эта публицистическая разработка темы вражеского нашествия и защиты Руси сближает «Рукописание Магнуша» с другими памятниками начала XV в. общерусской тематики — «Задонщиной» и «Сказанием ο Мамаевом побоище» (общими для этих произведений являются также темы Божественного покровительства Руси и «безумия» или «высокоумия» ее врагов). Наряду с данными, почерпнутыми из летописей, «Рукописание...» содержит исторические сведения, отсутствуюшие в русских письменных источниках: автор «Рукописания...» знает об эпидемии черной оспы в Швеции, случившейся вскоре после похода Магнуса (1349), ο междоусобной борьбе шведских феодалов и ο свержении Магнуса с престола (1363), ο поездке его с сыном Хаконом, норвежским королем, в Норвегию, ο кораблекрушении, в которое он попал. С точки зрения И. П. Шаскольского, источником этих сведений (не всегда точных) могли быть рассказы шведских купцов, живших в Новгороде на Готском дворе (
«Рукописание Магнуша», описывающее одну из крупных военных побед Новгородской республики, зашищавшей северо-западные рубежи Русской земли, пользовалось большой популярностью (особенно — в новгородской литературной традиции), неоднократно включалось в летописи, сопровождалось миниатюрами.
Β настоящем издании текст печатается по Софийской первой летописи (ПСРЛ, т. V, СПб., 1851) по древнейшему ее списку (до 1481 г.) — (РГАДА, ф. 135, собр. Оболенского, отд. 5, рубр. 2, № 3, лл. 368—369 об.) с необходимыми исправлениями.
ЖИТИЕ МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА ТВЕРСКОГО
Подготовка текста В. И. Охотниковой и С. А. Семячко, перевод и комментарии С. А. Семячко
ОРИГИНАЛ
Благослови, отче.
Венецъ убо многоцветенъ всякимъ украшениемъ и всякимъ цветочным видящимъ его очима многую светлость подастъ. Кииждо убо взора своего видениемъ влечетъ к собе: ово белым образомъ цветочнымъ просвещается, ин же черленым и багряным и зело точнымъ лице имея; а въ едином совокуплении смесившимся от многъ арамат чюдоносную воню испущающе благоухания, изимающе злосмрадие от сердца верных. Сице убо жития имеющих велие усвоение къ единому Богу, желающе, како угодия ему сътворити, киимъ доити и видети горний Иерусалимъ: овии же отложше плотскую немощь, постомъ и молитвами в пустыняхъ и в горах, в пешерах изнуряюще тело свое и венецъ, и перфиру, и весь санъ своего суньклитства временнаго, ничтоже вменяюще, оставляаху, токмо единого Христа любящи въ сердци и желающе нетленнаго царства, но еще тело свое предаша на поругание узамъ, и темницам, и ранам, конечное, кровь свою проливающе, въсприимаху царство небесное и венецъ неувядаемый. Яко же сей крепкий умомъ и терпеливый душею блаженный и христолюбивый великий князь Михайло Ярославичь свое царство,
Сего блаженнаго великого князя Михаила Ярославича несть лепо в забвение ума оставити, но на свещнице проповедания оставити, да вси, видящи свет богоразумнаго князя жития, терпения, конечная страсти его, просветят сердца своя умная светомъ немерцаемыя благодати. Аз же, аще грубъ сый и невежа есмь, но ревностию любве господина своего палимъ есмь. Убояхся оного раба лениваго, съкрывшаго талантъ господина своего в земли, а не давшаго добрымъ торжником, да быша сътворили сторицею.[119]
Но паки боюся и трепещу своея грубости: како въспишу от многа мало, известити о конечней страсти блаженнаго Христова воина, великого князя Михаила Ярославича, еже сътворися в последняя времяна въ дни наша. Се и начиная молитися: «Владыко Господи Исусе Христе, подай же ми умъ и разумъ и отверзи ми устне, да възвестят хвалу твою, да провещаю подвигъ блаженнаго раба твоего».