Том 6. Западня

Наутро, оставшись одна, она не могла удержаться от соблазна, сняла колпак с часов и заглянула в сберегательную книжку. Подумать только, что вся ее прачечная находится здесь, на этих грязных, исписанных каракулями листках! Прежде чем уйти из дома, сна посоветовалась с г-жой Гуже, и та поддержала ее намерение завести свое дело: с таким мужем, как у нее, человеком верным и непьющим, она быстро станет на ноги и, конечно, не прогорит. В обеденный перерыв Жервеза решила зайти к Лорийе и спросить их мнение: она не хотела, чтобы говорили, будто она делает что-то тайком от родных. Г-жа Лорийе была ошеломлена. Как! Хромуша вздумала открыть собственную прачечную? Она чуть не лопнула со злости, но прикинулась, будто очень рада, и пробормотала сквозь зубы, что лавка удобная и Жервеза правильно сделает, если ее снимет. Однако, опомнившись, Лорийе заговорили о том, что двор очень сырой, а в нижнем этаже всегда темно. Да, там недолго нажить ревматизм! Впрочем, если для нее это вопрос решенный, то не станет же она считаться с их мнением…

Вечером Жервеза, смеясь, призналась Купо, что если б ей не удалось снять эту лавочку, она просто захворала бы от огорчения. Однако прежде чем сказать — «решено», она попросила мужа самому все осмотреть и поторговаться с хозяином.

— Ну что ж, пойдем хоть завтра, — сказал Купо. — Заходи за мной к шести часам на улицу Наций, а на обратном пути завернем на улицу Гут-д’Ор.

Купо заканчивал крышу нового четырехэтажного дома. В этот день он уже укреплял последние листы. Крыша была почти плоская, и он устроил себе на ней стол, положив на двух козлах широкую доску. Яркое майское солнце, опускаясь, золотило трубы. И, вырисовываясь высоко в ясном небе, кровельщик спокойно резал листы большими ножницами, склонившись над столом, совсем как портной, который кроит брюки. Тут же на крыше, возле стены соседнего дома, его помощник, щуплый белобрысый парнишка лет семнадцати, раздувал огонь в жаровне огромными мехами, и при каждом их дыхании вздымалась туча сверкающих искр.

— Эй, Зидор! Приготовь паяльник! — крикнул Купо.

Зидор сунул паяльник в горячие угли, казавшиеся бледно-розовыми при дневном свете, и снова принялся их раздувать. Купо взял последний лист. Его надо было прикрепить у самого карниза, возле водосточной трубы; здесь начинался короткий крутой скат и зияла дыра, в которую была видна улица. Кровельщик работал в веревочных туфлях; чувствуя себя как дома, он подошел к краю крыши, шаркая ногами и насвистывая «Стой, барашек, не беги!» Дойдя до дыры, он скользнул вниз, уперся коленом в каменную печную трубу, присел и наполовину повис в воздухе. Одна нога у него болталась над улицей. Поворачиваясь и окликая этого разиню Зидора, он хватался рукой за край трубы, чтобы не свалиться вниз, на тротуар.

— Эй ты, растяпа! Давай паяльник! Ну что ты уставился в небо, болван? Думаешь, тебе посыпятся в рот жареные рябчики?

Но Зидор не спешил. Глазея по сторонам, он увидел густой дым вдали, на том конце Парижа, около Гренеля. А вдруг это пожар? Однако он все же подошел, растянулся на животе, наклонился над дырой и передал Купо паяльник. Кровельщик начал припаивать лист. Порой он вытягивался, порой сжимался в комок и ловко сохранял равновесие, то упираясь носком, то прислонившись боком, то цепляясь одним пальцем. Он работал с чертовской самоуверенностью, с дерзким спокойствием и двигался беспечно, пренебрегая опасностью. Он свое дело знает и ничего не боится. Пускай улица боится за него! Он не расставался с трубкой и время от времени спокойно оборачивался и сплевывал вниз.

— Смотри-ка! Ведь это госпожа Бош! — воскликнул он вдруг. — Эй! Госпожа Бош!

Он заметил, что привратница переходит улицу. Она подняла голову и узнала его.

И начался разговор между тротуаром и крышей. Привратница стояла, задрав кверху голову и спрятав руки под передником, а Купо свесился, ухватившись левой рукой за трубу.

— Вы не видали моей жены? — спросил он.

— Нет, не видала, — ответила привратница. — А вы ее ждете?

— Она обещала зайти за мной… Как там у вас, все здоровы?

— Спасибо, здоровы, одна я что-то кисну… Вот собралась на улицу Клиньянкур, хочу купить баранью ножку. Мясник возле Мулен-Ружа запросил за ножку шестнадцать су.

Они старались перекричать грохот повозки, катившейся по широкой пустынной улице Наций; их громкие голоса привлекли внимание какой-то старушонки, высунувшейся из окна; теперь она оперлась о подоконник и уставилась на человека, стоявшего перед ней на крыше, как будто ожидала захватывающего зрелища и надеялась, что он того и гляди свалится вниз.

— Ну ладно, до свиданья! — крикнула г-жа Бош. — Не стану вам мешать.