Том 6. Западня

Но Жервезе было наплевать на общее благо. Она нашла, что машинные болты хуже тех, что изготовлены вручную.

— Глядите, они сделаны слишком уж чисто… — горячо говорила она. — Ваши мне нравятся гораздо больше. Сразу видно, что работал искусный мастер.

Эти слова доставили Гуже огромную радость: он уже боялся, что, увидев, как работают машины, Жервеза станет его презирать. Черт возьми, если он и оказался сильнее Ненасытной Утробы, то ведь машины оказались сильнее его! Проводив Жервезу во двор, Гуже, прощаясь, чуть не раздавил ей руку, до того он был счастлив.

Каждую субботу Жервеза относила Гуже чистое белье. Они жили все в том же домике на Новой улице, в квартале Гут-д’Ор. Первый год Жервеза аккуратно выплачивала им по двадцать франков в месяц, в счет своего долга; чтобы не запутаться, они производили расчет в конце каждого месяца, и Жервеза добавляла недостающую до двадцати франков сумму: Гуже стирали белья не больше чем на семь-восемь франков в месяц. Таким образом, она выплатила почти половину долга, но как-то раз ей нечем было заплатить за квартиру, потому что ее обманули клиенты, и, не зная, к кому обратиться, Жервеза побежала к Гуже занять у них нужную сумму. Еще раза два она занимала у них деньги, когда приходилось платить жалованье работницам, — и вот ее долг снова возрос до четырехсот двадцати пяти франков. Теперь она уже не отдавала Гуже ми гроша и расплачивалась только стиркой. Не то чтобы она стала меньше работать или дела в прачечной пошли на убыль. Нет. Напротив! Но деньги словно куда-то уплывали, они просто таяли у нее в руках, и она бывала счастлива, если ей удавалось свести концы с концами. Бог мой! Лишь бы хватало на жизнь, а тогда нечего и жаловаться — ведь правда? Она все больше полнела и, поддаваясь слабостям своей отяжелевшей плоти, была уже не в силах тревожиться о будущем. Тем хуже! Деньги все равно текут между пальцами, значит, не стоит их И удерживать! Однако г-жа Гуже по-прежнему питала к Жервезе материнские чувства. Порой она ласково выговаривала ей, не из-за денег, а потому, что любила ее и боялась, как бы Жервеза не прогорела. О долге она никогда и не заикалась. Словом, она была очень деликатна.

На другой день после того, как Жервеза зашла в кузницу, наступила как раз последняя суббота месяца. Жервеза отправилась к Гуже, она всегда сама относила им белье; на этот раз корзина так оттянула ей руки, что она минуты две никак не могла отдышаться. Ну и тяжелая штука белье, особенно простыни!

— Вы все принесли? — спросила г-жа Гуже.

В таких делах она была очень строга. Она требовала, чтобы ей приносили все белье сразу и ни одна вещь не залеживалась — для порядка, говорила она. Второе ее требование — чтобы прачка приходила точно в назначенный день и всегда в тот же час, — тогда не теряешь времени даром.

— Здесь все, можете не беспокоиться, — с улыбкой ответила Жервеза. — Вы же знаете, я белье не задерживаю.

— Это правда, — подтвердила г-жа Гуже, — вы успели нажить кое-какие недостатки, но этого у вас еще нет.

И пока прачка опорожняла свою корзину и раскладывала белье на кровати, г-жа Гуже хвалила ее работу: она не палит белье, не рвет его, как в других прачечных, не отрывает пуговиц утюгом; вот только синьки она кладет слишком много и чересчур крахмалит перед у мужских сорочек.

— Посмотрите, ведь это просто картон, — сказала г-жа Гуже, постучав по манишке. — Сын не жалуется, но воротник впивается ему в шею… Завтра, когда мы вернемся из Венсена, у него вся шея будет в крови.

— Да что вы! — воскликнула огорченная Жервеза. — Право же, перед у мужских сорочек должен быть твердым, иначе он сразу превратится в тряпку. Поглядите, как одеваются господа… Я ведь сама глажу ваше белье. Никогда не доверяю его работницам и стараюсь изо всех сил. Я готова десять раз переделать, лишь бы все было в порядке, потому что это для вас, понимаете?..

Жервеза слегка покраснела, бормоча последние слова. Она боялась показать, какое удовольствие ей доставляет самой гладить рубашки Гуже. Разумеется, у нее не было дурных мыслей, но все-таки она была немного смущена.

— Полноте, я же вас не корю: вы работаете как нельзя лучше, — ответила г-жа Гуже. — Вот хотя бы этот чепец, он прекрасно выглажен. Никто другой не сумел бы так оттенить вышивку. А какая ровная плойка! Будьте покойны, я всегда узнаю вашу руку! Даже если работница выгладит какую-нибудь тряпку — и то сразу видно… Вы только кладите чуть поменьше крахмала — вот и все! Гуже не гонится за важными господами.