Он повел ее направо, в другой сарай, где хозяин оборудовал механическую мастерскую. На пороге она остановилась, оробев. Обширное помещение все содрогалось от грохота машин; громадные тени метались между красных огней. Но Гуже с улыбкой успокаивал ее и клялся, что бояться тут нечего, надо только подальше обходить машины, чтобы юбку не втянуло в зубчатое колесо. Он шел впереди, Жервеза следовала за ним среди оглушительного шума, в котором сливались и стук, и скрежет, и хрипение; вокруг, в клубах дыма, мелькали какие-то неясные тени, суетились черные фигуры, машины протягивали длинные руки, и Жервеза не могла отличить рабочих от станков. Проходы были очень узкие, приходилось перешагивать через препятствия, обходить какие-то ямы и жаться к стене, чтобы не попасть под тележку. Не слышно было даже собственного голоса. Жервеза еще ничего не могла разглядеть, все плясало у нее перед глазами. Затем ей почудились вверху взмахи тяжелых крыльев, она подняла голову и остановилась, разглядывая сеть приводных ремней: они покрывали весь потолок, сплетаясь в громадную паутину, и каждая ее нить разматывалась без конца. В углу, скрытый за небольшой кирпичной стенкой, стоял паровой двигатель, и казалось, ремни двигаются сами собой, появляясь из темной глубины, и скользят непрерывно, равномерно, плавно, словно стая ночных птиц. Жервеза чуть не упала, споткнувшись о воздуходувную трубу, — эти трубы тянулись во все стороны по земляному полу и обдавали своим резким дыханием множество небольших горнов возле станков. Тут Гуже начал рассказывать ей, что к чему; он пустил в ход одну воздуходувку и направил струю воздуха в горн, где с четырех сторон вспыхнули веером языки пламени, образуя ослепительный зубчатый венчик с красноватым отливом; огонь был такой яркий, что маленькие фонарики рабочих потускнели, напоминая темные пятна на солнце. Затем Гуже, напрягая голос, принялся объяснять ей устройство машин: вот механические ножницы, которые перекусывают железные бруски, отхватывая кусок за куском одним движением стальных челюстей, и выплевывают их на пол; вот машины для изготовления болтов и гвоздей, большие и сложные, они выковывают шляпки одним ударом, опуская на них могучий пресс; вот шлифовальный станок с маховиком и чугунным валом, который, бешено вращаясь и свистя, очищает готовые изделия; вот станки для нарезки болтов, — ими управляют женщины, — они делают резьбу на болтах и гайках под мерное постукивание блестящих стальных колес, густо покрытых смазкой. Теперь Жервеза видела все, начиная с металлических брусьев, стоявших у стены, и кончая готовыми болтами и гвоздями, ссыпанными в ящики, которые загромождали углы. Наконец она поняла весь ход работы и с улыбкой кивнула головой; однако смутная тревога сжимала ей сердце: она казалась себе такой маленькой и беззащитной среди этих могучих железных великанов и вздрагивала, замирая от страха всякий раз, как раздавался глухой стук шлифовальной машины. Глаза ее привыкли к темноте, и она уже различала в глубине неподвижно стоявших людей, которые управляли суетливой пляской маховиков, когда горн, окруженный сияющим венчиком, внезапно выбрасывал яркое пламя. Но она невольно все возвращалась взглядом к потолку, туда, где струилась живая кровь машин, где легко и плавно скользили приводные ремни; и, подняв глаза, она смотрела, как могучая немая сила трепещет под темными сводами потолка.
Тем временем Гуже остановился перед гвоздильной машиной. Он стоял задумавшись и, понурив голову, не сводил с нее глаз. Машина ковала сорокамиллиметровые гвозди для подков со спокойной уверенностью великана. Казалось, ничего не может быть проще! Кочегар вынимал кусок железа из горна, кузнец вставлял его в оправку, на которую все время лилась струйка воды, чтобы сталь не откалывалась, затем поворотом винта он опускал пресс — вот и все! Готовый болт с круглой, гладкой, словно отлитой головкой падал на землю. За двенадцать часов эта дьявольская машина могла изготовить сотни кило гвоздей. Гуже был от природы добряк, но иной раз ему хотелось схватить Фифину, размахнуться и сокрушить все эти машины, так его бесило, что их стальные руки сильнее, чем у него. Он чувствовал глубокую обиду, хотя и убеждал себя, что не может человеческая плоть тягаться с железом. Конечно, настанет день, когда машина вытеснит рабочего. Теперь кузнец уже получает не двенадцать, а девять франков в день, и, говорят, скоро оплата еще снизится; словом, ничего хорошего не жди от этих металлических чудовищ, которые выплевывают болты и гвозди сотнями с такой же легкостью, как если б это были сосиски. Минуты три Гуже молча смотрел на машину, брови его хмурились, пышная русая борода угрожающе топорщилась. Но вскоре черты его смягчились, и лицо мало-помалу стало кротким и спокойным. Он повернулся к Жервезе, которая стояла, прижавшись к нему, и сказал с грустной улыбкой:
— Да, эти машины нас здорово подвели! Зато, быть может, потом они послужат для общего блага.