Том 6. Западня

Раззадоренные присутствием Жервезы, они как будто вызывали друг друга на поединок. Гуже бросил в горн заготовленные заранее железные бруски и укрепил на наковальне оправку крупного размера. Его товарищ взял два тяжелых молота фунтов по двадцати, стоявших у стены: два самых больших молота, которые в мастерской окрестили Фифина и Дедель. Ненасытная Утроба все продолжал хорохориться, вспоминая, как он выковал полгросса болтов для маяка в Дюнкерке не болты, а прямо красавчики! Им место в музее — не иначе! Нет, черт возьми! Ему не страшен никакой соперник; попробуйте сыскать другого такого ловкача — небось придется обшарить всю столицу! Да что говорить, сейчас сами увидите. То-то будет смеху!

— А вы, сударыня, будьте судьей, — сказал он, поворачиваясь к Жервезе.

— Хватит трепать языком! — крикнул Гуже. — А ну, Зузу, принатужься! Поддай жару, сынок!

Тогда Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка, спросил:

— Ковать-то будем вместе?

— Ну нет, старина! Каждый сам выкует свой болт!

Тут Ненасытная Утроба разом осекся и, несмотря на весь свой задор, почувствовал, что у него пересохло в горле. Виданное ли дело — ковать в одиночку сорокамиллиметровые болты, ведь у них должны быть совсем круглые головки, а это дьявольски трудная штука, настоящий фокус. Остальные кузнецы бросили работу и подошли поглядеть; один из них, тощий, долговязый детина, предложил поспорить на литр вина, что Ненасытная Утроба побьет Гуже. Тем временем противники, зажмурив глаза, выбирали себе по молоту. Ненасытной Утробе повезло — он захватил Дедель, которая была на полфунта легче Фифины; Желтой Бороде досталась Фифина. Тут пьянчуга снова взбодрился и, дожидаясь, пока железо накалится добела, принялся куражиться у наковальни, бросая на прачку нежные взгляды; он делал выпады и притоптывал, как фехтовальщик перед поединком, или взмахивал руками над головой, будто уже орудовал молотом. Эх, разрази его гром! Силы у него хоть отбавляй: он может расплющить в лепешку даже Вандомскую колонну!

— Ладно, начинай! — сказал Гуже и сам вставил в оправку раскаленный железный брус толщиной с детскую руку.

Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка, схватил обеими руками Дедель и откинулся, чтобы размахнуться посильней. Маленький, сухой, с козлиной бородкой и волчьими глазами, сверкавшими из-под нечесаной копны волос, он сгибался пополам при каждом ударе молота и, замахиваясь, подпрыгивал, как будто его подбрасывали. Он яростно колотил по железу, словно в отместку за то, что оно такое твердое, а когда наносил особенно ловкий удар, даже рычал от удовольствия. Быть может, кое-кому водка и расслабляет мускулы, а ему необходимо чувствовать водку в крови, без нее он не работник; стаканчик, который он только что пропустил, согревает ему нутро, что твоя печка, а силищи в нем, как в паровой машине! Видно, и железо боится его сегодня, под молотом оно становится мягким, как воск. А Дедель так и танцует в его руках — любо-дорого смотреть! Она выкидывает антраша, точно девка в кабачке на Монмартре, которая так задирает ноги, что юбки взлетают ей на голову. Да, с железом шутки плохи, оно, проклятое, мигом остынет, чуть только зазеваешься. Ненасытная Утроба выковал головку своего болта за тридцать ударов. Но он задыхался, глаза его вылезали из орбит, он весь кипел, чувствуя, что руки уже не слушаются его. Наконец в бессильной ярости, приплясывая и хрипя, он нанес два последних удара только для того, чтобы отомстить за свою слабость. Когда он вытащил болт из оправки, шляпка совсем скособочилась, словно голова у горбуна.

— Ну как? Чисто сработано? — спросил он, однако со свойственной ему наглостью, и показал болт Жервезе.

— Я в этом деле не разбираюсь, сударь, — ответила она сдержанно.

Но она ясно видела на болте следы двух последних ударов Дедели и радовалась его неудаче; она кусала губы, чтобы не рассмеяться: ведь теперь все преимущества были на стороне Гуже.