Том 6. Западня

Она осталась. Этьен снова взялся за мехи. Горн пылал, разбрасывая тучи искр; мальчик, стараясь блеснуть перед матерью, поднял мехами настоящий ураган. Гуже следил, как накаляется железный брус, и стоял, держа наготове щипцы. Яркий огонь резко, без единой тени освещал кузнеца. Рукава у него были засучены, ворот расстегнут; голые руки, шея, грудь розовели, как у девушки, а на нежной коже курчавились светлые волосы; он стоял склонив голову, расправив широкие плечи, на которых вздувались тугие мускулы, и внимательно, не мигая, смотрел ясными глазами на разгоревшееся пламя, похожий на могучего богатыря, спокойно сознающего свою силу. Когда брус накалился добела, Гуже схватил его щипцами и, бросив на наковальню, разбил на равные части, легонько ударяя молотом, как будто дробил стекло. Потом он снова бросил эти куски в горн и стал вынимать по одному для обработки. Он ковал шестигранные гвозди для подков. Вставив кусок железа в оправку, он сплющивал один конец, делая шляпку, затем отбивал шесть граней и отбрасывал в сторону готовые, еще красные гвозди, которые понемногу меркли на черной земле; он работал спокойно, размеренно, словно играя пятифунтовым молотом, зажатым в правой руке, и каждым ударом ковал какую-нибудь деталь; он поворачивал и обрабатывал железо с такой ловкостью, что мог при этом разговаривать и смотреть на собеседника. Удары молота по наковальне звучали серебряным звоном. Гуже даже не вспотел, он работал так легко и непринужденно, как будто ковать было для него не труднее, чем дома, по вечерам, вырезать картинки.

— Это маленькие гвозди, двадцатимиллиметровые, — отвечал он на вопрос Жервезы. — Таких можно наделать штук триста в день… Только нужна сноровка, а без привычки живо отмахаешь себе руку.

Когда Жервеза спросила, не ломит ли у него плечо к концу дня, он добродушно засмеялся. Он же не барышня, в самом деле! За пятнадцать лет он успел наловчиться. Столько повозился с инструментом на своем веку, что руки у него стали твердые, как железо. А впрочем, она права: если б этим молотом вздумал поиграть какой-нибудь белоручка, не выковавший в жизни ни одного болта, он через два часа спины бы не разогнул. На первый взгляд эта работа как будто и нетрудная, а он знавал здоровых парней, которые за несколько лет изматывались вконец. Между тем рабочие дружно стучали все разом. Их громадные тени метались в свете пылавшего горна, красные куски раскаленного железа светились в темной глубине сарая, молоты разбрызгивали искры, и они вспыхивали, рассыпаясь дождем вокруг наковален. Жервезу захватило громыхание кузницы, ей нравилось здесь и не хотелось уходить. Она осторожно обошла горн, боясь обжечься, и стала возле Этьена. Тут в кузницу ввалился тот грязный бородатый рабочий, которого она встретила во дворе.

— Ну как, сударыня, разыскали? — спросил он с пьяной ухмылкой. — Знаешь, Желтая Борода, ведь это я помог тебя найти…

Этот рабочий, по прозвищу Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка, был первоклассным гвоздарем, ловкачом, каких мало, но пил как лошадь и каждый день заливал себе в глотку не меньше литра водки. И сейчас он выходил опрокинуть стаканчик, так как чувствовал — до шести часов ему смазки не хватит. Его ужасно позабавило, что Зузу зовут Этьеном, и он долго смеялся, показывая черные зубы. Потом он вдруг узнал Жервезу. Ну как же, еще вчера он заходил с Купо в кабачок пропустить по стаканчику. Вы только спросите Купо про Ненасытную Утробу или Бездонную Бочку, и он сейчас же скажет: «Это свой парень!» Уж стервец Купо не подведет, он всегда поднесет приятелю, — нет, этот считаться не станет.

— Я очень рад, что вы его жена, — твердил пьянчуга. — Купо стоит такой красотки… Правда, Желтая Борода, у Купо жена красавица?

Он корчил из себя любезного кавалера и терся возле Жервезы, а она подняла корзину и держала ее перед собой, не подпуская его слишком близко. Гуже понимал, что тот насмехается над его дружбой с Жервезой, и закричал в сердцах:

— Эй ты, лодырь! Когда же примешься за сорокамиллиметровые? Ведь ты уж нагрузился, чертов пропойца, — может, теперь раскачаешься?

Кузнец говорил о заказе на крупные болты, которые обычно ковали вдвоем.

— Хоть сейчас, коли хочешь, щенок, — ответил Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка. — Ишь ты, еще молоко на губах не обсохло, а туда же, тягается со взрослыми! Ладно, хоть ты и дылда, а до меня не дорос!

— Ну, так давай начнем. Посмотрим, кто кого!

— Идет, дурья голова!