Том 6. Западня

Однако Жервеза все еще колебалась, не зная, где же вход. Через пролом в заборе была видна тропинка, терявшаяся среди полуразрушенных стен и куч строительного мусора. Дорогу перегородила большая вязкая лужа, через которую были переброшены две доски. Наконец Жервеза решилась, прошла по доскам, свернула налево и оказалась в диковинном лесу из старых тележек, лежавших, задрав оглобли, и полуразвалившихся лачуг с торчащими кверху балками. Где-то в глубине, в сгущавшихся мутных сумерках, сверкало красное пламя. Стук молотов затих, Жервеза, осторожно ступая, уже направилась на огонек, когда мимо нее прошел какой-то рабочий с измазанным сажей лицом и козлиной бородкой; он искоса оглядел ее тусклыми глазами.

— Скажите, пожалуйста, — спросила Жервеза, — здесь работает мальчик по имени Этьен?.. Это мой сын…

— Этьен, Этьен, — хрипло повторил рабочий, топчась на месте, — Этьен… Что-то не знаю такого.

Когда он заговорил, от него пахнуло спиртом, как от старого водочного бочонка, из которого вытащили затычку. Встретив женщину в этом темном углу, он нахально ухмыльнулся, и Жервеза, попятившись, пробормотала:

— Ну, а Гуже здесь работает?

— Гуже — другое дело! — сказал рабочий. — Этого я знаю. Если вам нужен Гуже, ступайте прямо.

И, повернувшись, он крикнул надтреснутым голосом:

— Эй ты, Желтая Борода, тут к тебе дама!

Но грохот железа заглушил его слова. Жервеза пошла вперед. Дойдя до двери, она заглянула в нее и увидела просторный сарай, в котором сначала ничего не могла разглядеть. Где-то вдали, как далекая звездочка, еле мерцал горн, и его слабый свет, казалось, еще углублял окружающий мрак. Какие-то бесформенные тени скользили в темноте. Порой перед огнем появлялись черные фигуры, загораживая единственное светлое пятно, — какие-то исполины с громадными ручищами. Жервеза не решалась войти и, стоя на пороге, робко позвала:

— Господин Гуже… Господин Гуже…

И вдруг все осветилось. Мехи захрипели, и кверху взметнулся сноп белого пламени. Из мрака сразу выступил огромный сарай, с кое-как сколоченными дощатыми стенами, укрепленными по углам кирпичной кладкой и с грубо заделанными щелями. На всем лежал толстый слой угольной пыли. С балок на потолке свисала тяжелая, покрытая многолетней копотью паутина, словно развешанные для просушки лохмотья. Вдоль стен, на полках, на полу или просто по темным углам, валялся железный хлам, покалеченные части машин, какие-то огромные инструменты, бросавшие причудливые изломанные тени. А белое пламя все разгоралось и заливало ослепительным светом земляной пол и четыре, вделанные в колоды, стальные наковальни, которые отливали серебром и вспыхивали золотыми искрами.

Тут перед горном Жервеза увидела Гуже, она сразу узнала его по густой русой бороде. Этьен раздувал мехи. Рядом стояли еще двое рабочих. Но Жервеза смотрела только на Гуже, она подошла ближе и стала перед ним.

— Как, это вы, Жервеза? — воскликнул он, и лицо его просияло. — Вот приятный сюрприз!

Но заметив, что товарищи насмешливо переглядываются, он подтолкнул Этьена к матери и продолжал:

— Вы пришли проведать сынишку?.. Он у вас молодец, старается и скоро набьет себе руку.

— Вот и хорошо! — сказала Жервеза. — Однако к вам нелегко добраться… Я уж думала, что попала на край света…

И она рассказала, как чуть не сбилась с дороги. Потом спросила, почему здесь не знают Этьена по имени. Гуже засмеялся; он объяснил ей, что все называют мальчика Зузу, потому что волосы у него коротко острижены, как у зуава. Тем временем Этьен перестал раздувать мехи, пламя в горне опадало, бросая розоватые отблески, и вскоре сарай снова погрузился в темноту. Кузнец с нежностью смотрел на молодую женщину, ее улыбающееся лицо казалось совсем юным в этом мягком свете. Они замолчали, глядя друг на друга в сгущавшемся мраке; но тут Гуже опомнился и, принимаясь за работу, сказал:

— Простите, Жервеза, вы подождете? Мне нужно кое-что закончить. Побудьте здесь, вы никому не помешаете.