Том 7. Книга 2. Дополнения к 1–7 томам. Рукою Есенина. Деловые бумаги. Афиши и программы вечеров

Печатается по тексту первой публикации: НМ, 1992, № 7, июль, с. 111, в составе письма Б. Зубакина М. Горькому начала февр. 1927 г. (публ. А. И. Немировского). Местонахождение альбома с записью ныне неизвестно.

Датируется концом 1923 г. в соответствии со словами Б. Зубакина из другого его письма М. Горькому (второй половины 1926 г.):

«Подружились мы <с Есениным> крепко только в 1923 году. В “Кафе Пегаса” с большими витринами окон — просиживал он целые ночи, а я заходил туда, чтобы с ним быть. <...> В это время его очень травили. <...> В период травли и обид, чинимых ему, между прочими — и Демьяном Бедным, — я написал Есенину стихи — в ответ на его трогательную надпись. Есенин, снисходительный к стихам своих друзей, носил их при себе и дорожил ими. Без этого, конечно, не было бы смысла мне их Вам выписывать:

Сквозь ресторанное стекло
Прошел Ты, мальчик наш кудрявый,
И всё, что днесь зовется славой,
Кровавой лавой обожгло!

За то — записан был в тетрадь

Обычной “прописи” столичной
Такой напев многоязычный,
Какой и птицам не поднять!

Но — в “списках — набело” — потом

Москва Тебя перечеркнула
Зане — вослед Тебе — плеснуло
Берез качнувшихся — крылом

И звон моцартнейший свирели

Покрыл демьянистых — “Сальери”»

(Письма, 422–423).

Зубакин Борис Михайлович (1894–1938) — профессор Московского археологического института, скульптор, поэт-импровизатор. О предыстории, связанной с есенинской записью, он писал М. Горькому так: «В конце 1922 года моего ректора <т. е. ректора Археологического института>, проф. Успенского — арестовали в связи с его старой дружбой с патриархом Тихоном. Через месяц, как ближайшего друга ректора, — арестовали и меня. Вдобавок, — в архиве моего ректора нашли <...> мои старые бумаги <...>. В бумагах были сведения о том, что я несколько лет назад кончил закрытую мистическую — фил<ософскую> школу <...>. Месяца два выяснений, и меня, конечно, освободили. Московские же <...> теософствующие и антропософствующие бездельники <...> подняли бучу! “Как, Зубакин — ученик таинственного “женьшеньца” Кордига — по аресте — освобожден! О — значит, он кому-то продался (кому надо). <...>”. И пошло! <...> объявили меня под шумок, за спиною — предателем, провокатором (?), “жидомасоном” (!) — и воплощением Сатаны. И это в XX веке!!! <...>

Есенин, увидав меня, — подбежал (тогда мне еще незнакомый) и с криком: “С таким лицом подлецов — не бывает” — обнял меня и стал целовать. В моем альбоме хранится до сих пор меланхолически-горькая, — мне надпись (копирую) <следует текст>.

...Милый, дорогой Есенин...» (НМ, 1992, № 7, июль, с. 111).

О намерении Есенина провести в Рязани свой авторский вечер с участием Б. М. Зубакина в февр. 1924 г. см. раздел «Деловые бумаги» в наст. кн. — коммент. к № I-35 этого раздела.

12

41-й Чернышевские казармы 2-я маршевая рота отправлена в Ташкент к Фрунзе.

Запись сделана химическим карандашом на последнем листе блокнота (всего в нем 10 л.). На первых восьми листах тем же карандашом выполнен черновой автограф «Поэмы о 36» под заглавием «26. Баллада» с авторской датой: «август 1-6».

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 75, л. 10).

Датируется июлем-авг. 1924 г. — по времени работы над «Поэмой о 36» и «Песнью о великом походе», с которой соотносится по содержанию.

Запись восходит к упоминанию имени Фрунзе в вариантах к поэме «Песнь о великом походе». Есенин отказался от упоминания имени Фрунзе в тексте, так как этот военачальник участвовал в сражениях на территории, не совпадающей с «донской картой» — местом действия второго «сказа» этой поэмы (см. подробнее наст. изд., т. 3).

13

Сергей Есенин

Подпись под машинописным текстом стихотворения П. И. Чагина «Очарованье вечера, что с нами...»

* * *