Строки 78–80.
«…Форма чаще всего не по росту: или факт совсем затеряется, как блоха в брюках — например, радимовские поросята в его греческих, приспособленных для «Илиад», пентаметрах, — или факт выпирает из поэтической одежи и делается смешным вместо величественного».
Говоря о «радимовских поросятах», Маяковский имеет в виду стихотворение П. А. Радимова «Свиное стадо» (сб. «Телега», М. 1920).
Строки 88–90.
Строки 91–92.
Строка 98.
Строки 114–116.
Строка 125.
Строка 126.
Строка 63 печатается по тексту машинописной копии: «наши копейки» вместо: «наша копейка».
Написано в связи с всеобщей забастовкой английских рабочих 4-12 мая 1926 года. Напечатано в газете с примечанием:
«Вношу гонорар за это стихотворение в забастовочный фонд и вызываю товарищей поэтов. Вл. М.».
Всеобщая забастовка английских рабочих в 1926 году явилась выдающимся событием в истории английского и международного рабочего движения и вызвала горячее сочувствие в советском народе. 9 мая в Москве, в Театре Революции, состоялся вечер «Советские писатели — английским рабочим» с участием Маяковского.
Строки 3–4.
Строка 31.
Строки 33–34.
Написано во второй половине апреля 1926 года или в самом начале мая (14 мая рукопись стихотворения была сдана издательству «Заккнига»). Отдельным изданием вышло в июне 1926 года.
О мотивах, побудивших его выступить со стихотворением, Маяковский говорил:
«Качество писательской продукции (в связи с этим и положение писателя в нашем советском обществе) чрезвычайно пошатнулось, понизилось, дискредитировалось.
Здесь были и объективные причины временного понижения, многолетняя работа последнего времени от срочного задания к срочному заданию, отсутствие времени на продумывание формальной стороны работы. Это сознательное временное приспособление слова имело и свои положительные результаты — очищение языка от туманной непонятности, сознательный выбор, поиск целевой установки.
Значительно хуже субъективные причины принижения качества. Это писательская бессовестная, разухабистая халтурщина: постоянное предпочтение фактических заказов всем социальным, циничное предположение, что неквалифицированный читатель сожрет все, и т. д.
Этому способствует, конечно, и скверная постановка литературного дела вообще: странное поведение Гиза[14]
, при котором исчезла связь читателя с массой, вручение критики безответственным губошлепам, непригодным ни к какому другому труду, и т. д.Ощущению квалификации посвящено мое главное стихотворение последних недель — «Разговор с фининспектором о поэзии…». («А что вы пишете?», см. т. 12 наст. изд.).