Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Октябрьская поэма

1

Время —
     вещь
      необычайно длинная, —
были времена —
        прошли былинные.
Ни былин,
     ни эпосов,
         ни эпопей.
Телеграммой
      лети,
         строфа!
Воспаленной губой
         припади
            и попей
из реки
   по имени — «Факт».
Это время гудит
        телеграфной струной,
это
  сердце
     с правдой вдвоем.
Это было
     с бойцами,
         или страной,
или
  в сердце
      было
         в моем.
Я хочу,
   чтобы, с этою
         книгой побыв,
из квартирного
      мирка
шел опять
     на плечах
         пулеметной пальбы,
как штыком,
        строкой
         просверкав.
Чтоб из книги,
      через радость глаз,
от свидетеля
      счастливого, —
в мускулы
     усталые
        лилась
строящая
     и бунтующая сила.
Этот день
     воспевать
         никого не наймем.
Мы
  распнем
      карандаш на листе,
чтобы шелест страниц,
           как шелест знамен,
надо лбами
     годов
        шелестел.

2

«Кончайте войну!
        Довольно!
            Будет!
               В этом
                 голодном году —
невмоготу.
Врали:
   «народа —
        свобода,
            вперед,
               эпоха,
                  заря…» —
и зря.
Где
  земля,
     и где
      закон,
         чтобы землю
               выдать
                  к лету? —
Нету!
Что же
   дают
        за февраль,
         за работу,
              за то,
               что с фронтов
                  не бежишь? —
Шиш.
На шее
   кучей
      Гучковы^*

,           черти,
              министры,
                  Родзянки^*…Мать их за́ ноги!
Власть
   к богатым
        рыло
            воротит —
               чего
                 подчиняться
                     ей?!.
Бей!!»
То громом,
     то шепотом
           этот ропот
сползал
   из Керенской^*         тюрьмы-решета.
В деревни
     шел
      по травам и тропам,
в заводах
     сталью зубов скрежетал.
Чужие
   партии
      бросали швырком.
— На что им
      сбор
        болтунов
            дался́?! —
И отдавали
     большевикам
гроши,
   и силы,
      и голоса.
До са́мой
     мужичьей
         земляной башки
докатывалась слава, —
           лила́сь
              и слы́ла,
что есть
   за мужиков
        какие-то
            «большаки»
— у-у-у!
      Сила! —

3