Том 8. Театральный роман

Играйте же, играйте, что вы замолчали? Я не хочу скандала!..

Оркестр заиграл весело.

Занавес

Москва, 22 января 1939 года.

Картина третья

Опять зал в замке д’Ювиль, Ночь. Много света. Кирасиры в нетерпении всматриваются в окна. А за окнами по-прежнему ненастье. Послышался стук подъехавшей повозки.

Гросслинг. Это они! Они!

Шейнаубург. Они, они! О, радость!

Кельвейнгштейн. Они! Они! (Подражает трубе.) Трам-та-та-там!

Входят Блондина, Памела, Аманда, Ева и Рашель.

Ну, наконец-то! Мы счастливы вас видеть, милые мои! Снимайте ваши грязные плащи.

Женщины снимают плащи.

Ну, вот, это иное дело! Ну, что ж теперь вы скажете нам, граф?

Фарльсберг. Гм… Да, черт возьми, они недурны!

Кельвейнгштейн. Они прелестны?

Шейнаубург(Гросслингу). Девчонки, правда, первый сорт!

Гросслинг. Да здравствует барон!

Шейнаубург целует Блондину.

Кельвейнгштейн. Нет, нет, не торопитесь! Все нужно делать по ранжиру. (Шутливо). Эй, по росту строиться прошу!

Женщины(шутливо). Слушаем, господин офицер!

Кельвейнгштейн(Памеле). Как звать тебя, очаровательная дама?

Памела. Меня зовут Памела.

Кельвейнгштейн. Памела, номер первый, командиру.

Фарльсберг. Я очень рад.

Памела. Ах, боже мой, какая борода!

Кельвейнгштейн. А ты, красоточка, ко мне сюда! Как имя?

Блондина. Я — Блондина.

Кельвейнгштейн. Целуй меня! А ты?

Аманда. Меня зовут Аманда.

Кельвейнгштейн. Аманда — лейтенанту Отто! Ты счастлива, прелестная вострушка! Уверен, что лейтенант понравится тебе!

Аманда. Он очень мил!

Кельвейнгштейн. Как звать тебя?

Ева. Я называюсь Евой.

Кельвейнгштейн(Шейнаубургу). Вам достается Ева! И наконец, последняя… Смугляночка, как имя?

Рашель. Рашель.

Кельвейнгштейн. Маркизу Эйрику Рашель! Его зовут мамзель Фифи. Всмотритесь, Рашель, в его глаза. Как небо ясное, они лазурны. Но все же ты остерегись его. Он тих на вид, но темперамент бурный!

Эйрик.

Иди, красоточка, ко мне!
Я расцелую алый ротик.
Утопим горе мы в вине,
Иди, не бойся, черный котик!

Целует Рашель, пускает ей в рот сигарный дым.

Рашель. Ах!.. Что вы… Я задыхаюсь, я дыму не переношу…

Эйрик. Ну, ну, не дуйся, это шутка!

Кельвейнгштейн. Там-там-там! К столу прошу! Нас ждет приятный ужин! (Вестовому). Ступай, ты больше нам не нужен.

Фарльсберг.

Да, ваша мысль, майор, блестяща!
Теперь я вижу это сам.
Да, это пир, пир настоящий!
Пью за здоровье наших дам!

Шейнаубург. За дам, за дам, за наших дам!

Кельвейнгштейн. Еще бокал, еще! Пей смело, моя крошка! Да, не промокли ль твои ножки?

Блондина. Ах, вы шалун! Прочь руки, прочь.

Кельвейнгштейн. Ну что ж, я буду терпелив, ведь впереди у нас вся ночь, ночь наслажденья с чудной девой!

Гросслинг. Я за Аманду пью!

Шейнаубург. А я за Еву!

Все вместе. Мы пьем за дам, за наших дам!

Фарльсберг. А ты бы спела нам что-нибудь, прекрасная Памела!

Памела. Я все забыла, я давно уже не пела. А вот Рашель у нас поет.

Аманда, Ева. Она поет прекрасно!

Эйрик. Ах, так скорей сюда! Сюда ее, на стол! (Гросслингу). Лейтенант, садитесь к фортепиано! Красотка, не стесняйся!

Рашель. Я не стесняюсь, я привыкла…

Призналась бабушка однажды,
Качая головой седой:
«Томилась я любовной жаждой,
Когда была я молодой!

     Ах, промчались времена!

     Где ты, буйная весна?
     Где вы, звезды яркие?
     Поцелуи жаркие?»

«Бабуся, что вы говорите?

Вы, значит, не были святой?»
«Тсс… внучки, только вы молчите,
Чтоб не подслушал кто чужой!»

     Ах, промчались времена!

     Где ты, буйная весна?
     Где вы, звезды яркие?
     Поцелуи жаркие?

Семнадцать лет мне ровно было,

Я миг тот помню до сих пор,
Когда на первое свиданье
Ко мне явился мой Линдор!

Шейнаубург, Гросслинг.