Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Таже роди отрока жена его, и по некых днехъ рече жена к мужу своему: “Приди, седи зде у отрока”. И той отшедши, призван бысть от властелина мужь еа, и оста детищь единь. И приклучися абие присмакатися змии на детища. И видевши его невестка,[239] въскочивши, зубы всече его. Дошедши муж и видев невестка окровавленна змииною кровию, и мняше, яко отроча его снела есть. И не потрьпевъ, дондеже видит отрока, по главе сию немилостивно ударивъ, уби. Вшедше же, отрока цела обрете и змиа здробленна зело и раскаявся, плакася горко. И тако убо тщашеся на многиа вещи без разсуждениа согрешают».

Царь же рече: «Разумех таковое, прочее убо скажи ми, како подобает царю свое царство съблюдати невреженно, и в кых паче незлобивымъ ли нравомъ и благою совестью и поданиемъ».

Философ же, восприимъ, рече:

«От всего болши есть мудрость и трьпение, и к сим добрых советник поспешенье, таже изряднаа и мудраа жена. Есть же ему и приточно, еже царю индийскому приключшееся есть.

Глаголеть бо ся сице, яко той царь въ едину нощь виде 8 сновъ страшных. И убоявся, пробудися, и призва своа философы, и яже виде во сне сказа имъ. Они же реша: “Видение, еже видел еси, досточюдно есть; и подобаеть нам 7 дни, еже о нем смотрити”. Исшед беседоваше друг с другомъ и реша: “Не много мимоиде время, отниже царь тму от нас изби, и ныне убо божественое промышление вложи е в руках наших, и подобает нам подвизатися, да погубим его. Сия убо достоить советовати ему, яко да сына своего погубит и жену свою, въ сим же и присненика своего, и пръвосоветника, еже есть старей книжником, еще же и белаго елефанта, еже яздит на нем, и другаа два елефанта великаа, и коня, и велблуда, и кровь их в сосуде събрати, яко да с нею умыем его и припоим врачевныа песни, яко да избавится от всего зла”. И приступиша къ царю и реша: “Испытахом в писаниох и обретохом сиа и она, и несть ти инъ путь спасениа, точию еже сотворити сиа”. Царь убо рече: “Хощу убо аз сиа целы быти и мне единому погибнути”. Они же реша: “Ничтоже болше душа своеа творити”. Слышав же сиа, царь прискръбенъ бысть и на своем одре лежа ниць, и помышляше, что сътворити. И слышано бысть по всех о цареве печали.

И се уведев пръвосоветник его и лесть уразумевъ, не възможе о сих беседовати цареви, но къ царици, приступив, рече: “Зрю царя прискорбна суща и боюся, еда како лживии философи лесть створиша злобы ради, еже потребити его до конца советууще. Но въпроси его, что есть вина, еяже ради толико скръбиши. Егда скажет ти, тогда повежь мне”. Она же шедши къ царю и седши при главе его и рече: “Възвести ми, о царю, что ти советоваша философи”. Царь же рече: “Не прилагай къ язвам язвы, не подобает бо ти о таковых въпрашати мене, ибо не можеши таковую злобу разрешити”. Она же рече: “Не надеяхся, яко да утаиши таину никогода от мене. Аще мне не открыеши таковое, не веде, како инем открыеши”. Он же рече: “Что мя въпрашаеши о своей погыбели, о жено, и всех любезных моих!” Она же рече: “Аз убо и прочии не убежим, еже быти о тебе изменение. Что бо нам честнейше, паче тебе? Но молю ти ся, о царю, по моей смерти никому от своих философ не веруй, ниже убивай никогоже, дондеже своим приятелем проявиши совет. Не веси ли, яко враждуут тя философи, зане доволно толико множство от них преже мала времени погубил еси? И не мни, яко забыли суть о убьении; не подобаше ти ни начало сну сказати им, но аще послушаеши мя, въпроси сущаго у нас постника старца о снех”. <...>

Царь же абие на конь всед и поиде к постнику оному, и яже виде сказа ему царь. Постник же рече: “Да не убоишися, о царю, ничтоже бо тебе зло будет. Поведаеть бо две рыбе, еже виде на опашех ходящих, яко посланници приидут к тебе от великых царей и два елефанта приведут ти. А два норца, яже виде летауща окрестъ тебе, назнаменует, яко персьтии посланници два коня изрядна приводяще. Пресмыкаемый же змий по тебе сказует, мечь приносят ти, якоже никтоже ин виде. А иже кровию тебе крещатися, являет, послет ти ся даръ риза багряна, сиаущи въ тме. А еже водою омытися, провещает, яко различнаа одеаниа принесут ти ся. А иже на гору белу взыти уверение истинно есть, яко на бела елефанта всядеши. А иже на главе твоей огнь прописует, яко венець многоценный приимеши от царя некоего велика. А глава твоя яко птищь, ныне не проявит ти ся. Сказают бо малую некою скорбь и отвещание любимаго образа. <...> И сия вся забудет ти ся по седми дни”.