Читаем Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература) полностью

«Глаголеться, яко пифици неции царя имуще состаревшася и заматеревша леты многими. С того и старости ради ото власти его изгнаша. Он же, всякым недоуменьем одеръжим быв, к некоей смоковнице при брезе морьстем приде, и пребываше у нея, и ядяше от плода ея. Въ един же от дни, ядущу ему, паде из руку его едина смоква, иже приемши, дивия желва изъяде. О нем же пифик посмеявся, не престаяше желва питающися смоквами. Она же, сладку пищу обретши, дома своего забы. И сего ради подруг ей малодушьствоваше велми, искаше притчю, како бы пифика погубил и подруга своего възмет. Единою убо отшедши желва в дом свой, и скръбна видевши своего подруга и рече к нему: “Почто вижу тя дряхла и болна?” Он же рече: “В болезнь лютую впал есмь и несть ми исцелениа обрести, аще не получю сердце пификово”. Она же недоумевшися о семъ и помышляше в себе, яко: “Ино сердце не имам обрести, точию гостя своего, еже преступление быти”. Разумевше, дивляшеся помышленми и пришедши к пифику, и пригласивъ его; он же въпроси его о коснении. И желва же отвеща: “Ни о часем же укоснех, точию зане срамляюся тебе и не имам достойно воздание о благодеянии воздати тебе”. Пифик же рече. “Не помышляй таковаа, несмь аз такый, еже от своих любовных искати воздание. Паче же ты мне благодетелница была еси, таковыми бедами обьдръжима и изгнана, сущи утешающи мя”. Желва же, отвещавъ, рече: “Хощу еже утвердити любовь посреде нас сущих. Утверьжают бо ся треми вещми, сиречь еже в дом дружний вхожение и сродникъ зрение и посещение, и еже вкупе пребывание”. Пифик же рече: “Тако составляют любовь, о дружко, и в слабости житья своего живущеи”. Желва же рече: “Истину реклъ еси, достоит бо другомъ совръшенную любовь истиннуу имети от своих другов, а иже за некых ради житейскых потреб любо составляет, на нетврьдемъ основании зиждеть. Яко не подобаеть от любовных ино ничтоже искати, точью сердца проста и чиста, и веры правы, и истинны. Телець же а и без млека матерь своу ссет, прогневается, яко прогнану быти от неа. Аз же хощу, яко да приидеши в дом мой. Живу же азъ въ острове травоноснем, тмами исплънену плодов. Аз бо на раме отнесу тя”.

И веровав, пифик взыде на желву и ношашеся по пучине от неа. Егда быша посреде пучины, ста помышляущи, како бы погубити пифика. Видевъ пифик коснение желвино, уразумел есть лесть, и в себе глаголаше: „Егда на мя нечто зло помыслит желва?" И рече тако: „Вижу тя в попечении и размышлении велице и боуся тебя о том, что убо есть попечение твое?" Она же рече: „Печаль ми есть велика, да не дошедше в дом мой и не обрящеши вся достойная, якоже хощу аз. На одре бо лежит подруг мой". Пифик же рече: „Не пецися о сем, ничтоже бо пльзует печаль. Но попецися паче о врачевных былиях". Желва же рече: „Глаголють врачевьстии отроци, яко пификово сердце может исцелити болезнь ону". И се слышавъ пифик и в себе свою погыбель рыдаше, глаголя: „Оле, моего безумия! Како несмь узналъ тамо? Паче и стару ми сущу, в таковых злых мене вложи. Иже в малых пребывают, беспечално житье живут". Такоже се желве рече: „Въскую, любимаа, не сказа мне таковое слово, преже даже не изыдох из дому моего, яко да и сердце свое съ собою возму? Закон бо имам, да егда к любовному идемъ, сердце свое дома оставливаемъ, да нечто о друзе помыслити лукавое". И сиа слышавши, желва въспять радующися плуяше и пифика на брегъ донесе. Он же на сушу наступив, тощно на смоковницю взыде. Желва же доле въпияше: „Сниди скоро, друже, яко да поидем". Пифик же, отвещавъ, рече: „Аще сниду к тебе, до конца сердце свое не приобрящу". Тако иже время обретше благо, не исплънивше свое хотение, и времени мимотекшу, и не получают».

Царь же рече: «Разумех таковыа притча. И прочее убо скажи ми, иже тщиться на некое любо дело оно, а не искусит его преже начинания».

Философ же рече:

«Глаголеться, яко мужь некый вкупе съ своею женою наедине живяше и в некой день рече к ней: “Благонадеженъ есми, о жено, яко мужскый пол отроч родится нам, иже со усрьдием поработает намъ. Смотри, како имя наречемъ ему”. Она же рече: “Престани, мужь, блядити. Подобен еси оному мужу, пролиявшему мед и масло”.

Глаголеть бо ся, яко мужь некый от убогых мед и масло в некоем сосуде имяше, идеже бе ложище его. И во едину убо нощь в себе помышляше, глаголя: “Хощу масло сие и мед продати за пенязя и купити коз 10, еде родят толико козлищь за 5 месець, и пятыми леты составлю 400, от нихже куплу волов 100, и с ними посею нивы, от плода жита того и от прочих плодовъ напрасно пребогат буду, и домы въздвигну четверокровныи златоверхи, и рабы различны искуплу, и жене припрягуся, яже родить ми отроча, и нареку имя ему Пангале, сиреч Вседобре, накажу его, якоже подобаеть. Аще нерадяща его вижу, сим жезлом бью его сице”. И взем прилежащу ему жезле, сосуд с ним ударив и разби его, и пролияся мед и масло по браде его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека литературы Древней Руси

Похожие книги

Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1
Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1

В томе представлены памятники древнерусской литературы XI–XVII веков. Тексты XI–XVI в. даны в переводах, выполненных известными, авторитетными исследователями, сочинения XVII в. — в подлинниках.«Древнерусская литература — не литература. Такая формулировка, намеренно шокирующая, тем не менее точно характеризует особенности первого периода русской словесности.Древнерусская литература — это начало русской литературы, ее древнейший период, который включает произведения, написанные с XI по XVII век, то есть в течение семи столетий (а ведь вся последующая литература занимает только три века). Жизнь человека Древней Руси не походила на жизнь гражданина России XVIII–XX веков: другим было всё — среда обитания, формы устройства государства, представления о человеке и его месте в мире. Соответственно, древнерусская литература совершенно не похожа на литературу XVIII–XX веков, и к ней невозможно применять те критерии, которые определяют это понятие в течение последующих трех веков».

авторов Коллектив , Андрей Михайлович Курбский , Епифаний Премудрый , Иван Семенович Пересветов , Симеон Полоцкий

Древнерусская литература / Древние книги
История о великом князе Московском
История о великом князе Московском

Андрей Михайлович Курбский происходил из княжеского рода. Входил в названную им "Избранной радой" группу единомышленников и помощников Ивана IV Грозного, проводившую структурные реформы, направленные на укрепление самодержавной власти царя. Принимал деятельное участие во взятии Казани в 1552. После падения правительства Сильвестра и А. Ф. Адашева в судьбе Курбского мало что изменилось. В 1560 он был назначен главнокомандующим рус. войсками в Ливонии, но после ряда побед потерпел поражение в битве под Невелем в 1562. Полученная рана спасла Курбского от немедленной опалы, он был назначен наместником в Юрьев Ливонский. Справедливо оценив это назначение, как готовящуюся расправу, Курбский в 1564 бежал в Великое княжество Литовское, заранее сговорившись с королем Сигизмундом II Августом, и написал Ивану IV "злокусательное" письмо, в которомром обвинил царя в казнях и жестокостях по отношению к невинным людям. Сочинения Курбского являются яркой публицистикой и ценным историческим источником. В своей "Истории о великом князе Московском, о делах, еже слышахом у достоверных мужей и еже видехом очима нашима" (1573 г.) Курбский выступил против тиранства, полагая, что и у царя есть обязанности по отношению к подданным.

Андрей Михайлович Курбский

История / Древнерусская литература / Образование и наука / Древние книги