Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Таковаа и сим подобна беседующи гаврану, серна некаа напрасно приде. Якоже виде, гавранъ на древо възлете, и желва въ воду скрыся, и мышь вниде в дуплину. Серна же мало воды напившися, ста пристрашна, семо и овамо очи обращающи. Гавран же на высоту възлете и сматряше, егда некый зверь гонит серну. И всюду смотривъ, и сниде на землю, и призва желва и мыша, и сказа им, яже о серне. Серну же видевши желва, яко не смеет пити воды, и рече: «Пии, любимаа, яко никтоже бо семо не приходит. Скажи ми, откуду идеши?» Серна же рече: «Гонима бех от ловець до ныне от места въ место бегающи, и зде доидох». Желва же рече: «Дръзай, любимаа, никогда бо ловець семо приходит и вкупе с нами живи. Се бо предлежат ти пища обилныи, воды чисты». Изволи бо серна пребывати с ними, и творяху беседы своа у некоего дуба всяк день.

Въ единъ убо от дни събрахуся по обычаю на беседу гавран и желва и мышь, и серну ожидавше. И не дождавше ея, уразумевше, яко в сетех ловчих ята бысть. Възлете гавранъ высоко и видев сплетену в сетех ловчих; възвратися, сказа дружине своей, еже виде. Желва же се мышу рече: «На тебе лежит нашея серны спасение, о мышу!» Он же, елико мощно ему бяше, тече и серну достиже, и рече к ней: «И како мудраа сущи и, любимаа, таковым лютым себе соплела еси?» Она же рече: «И кто может умудрити, егда реченное хощет исполнитися?» Сия беседующим имъ, доиде гавран вкупе и желва. Серна же к желве рече: «Почто пришла еси семо? Аз бо, егда разрешена буду от мыша, побегну и убежу, такоже и гавран на въздух отлетит, и мышь обрящет дуплину и внидет, ты же едина останешися ловцу на снедение». Желва же рече: «Болши ми есть умрети, нежели дружины своеа лишатися». И сия беседующим им, и разреши мышь серну от юз. И се напрасно наиде ловець, и серна убо отбеже, гавран же отлете, мышь же вниде в дуплину. И удивися ловець о бывшем, видев едину желву, и взем ю, связа.

Гавран же, и серна, и мышь, видевше бывшее, зело печалнии бывше. Гавран же рече: «О како въ скорби всегда непрестанно впадау! Не довляше бо ми еже от отчьства своего лишитися и от сродник, и от богатства отпаднути, но лишихся ныне любимыя моеа желвы, якоже добре храняше любовныа уставы! Болши ми есть, да не бы было смертное мое тело, многыми бедами составлено!» Серна же, въсприемши, рече: «Наша ныне печаль и твоя прискорбнаа словеса, аще и разумна суть, но желве не ползуют никакоже. Но остави сия беседы, изобрящи хитрость о ней спасения. Глаголеть бо ся, яко храбрый во время скреби искушаеться, вернии же друзи — в бедах».

Мышь же, въсприемши, рече: «Судя убо ныне быти полезно,[237] — яко да поидеши ты, серно и да легнеши яко и мертва ловцу на пути, и да сядет на тебе гавран, и да ясть плоти твоеа хитростию. И мнит ми ся, яко аще таковая видит ловець, вменит, яко мертва еси по истинне. И отложит тул свои и лук к тебе поидет. И егда узриши приближающася его, въставше побегни мудномъ ходом, да надеется ловець, яко постигнути тя имать. И егда достигнеть тя, и абие отскочи быстростию своих ногъ. Дондеже ты бегаеши гонима, а аз разрешу от юз желву». Серна же повеленное сотвори, и симъ образом разрешися от мыша желва. Исцелевше, вси в домы своя возвратишяся. Тако убо иже право любящеся своим другом пособьствуют.

«Разумех притчю сию, еже о истинной любви. Прочее убо скажи ми притчю, како подобает блюстися от врага, иже лицемерием приятель являеться».

Иже врагу верует, постражет, еже пострадаша выплеве. Глаголеть бо ся, яко в некоей горе бяше древо превелие и высоко некое, в немже гавране пребываху тысяща, имже бе старей гавран единъ. Бяху же близ того места выплеве тысяща, имяху же и тии единого выпля старейшаго себе, и всегда вражду имяху з гавраны. Единою убо нападоша на гавраны нощию и много убиша от них, другия же раниша, а инем перия истръгоша. Достужив же ся гавраном царь, и зборъ сотвориша, и рече: «Видесте ли, елика род выплеве нам содеяша, и како нашу силу победиша, коликы убиша и коликы уязвишя, и колицем перия истръгоша? И се есть горшее и укорно нам, еже дръзнути на ны, преобидети нас. Разсмотрите убо последняа».