Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Видев же гавран бывшее, сниде к мышьему гнезду и пригласивъ его. Он же рече: «Кто ты еси, любимиче?» Сей же рече: «Азъ есми гавран, и видев твое усръдие, еже има къ другом си, въсхотех дружбу имети с тобою, и о сем придох к тебе». Мышь же рече: «Коя есть община и тебе и мне? Подобает убо мудрому силная искати, а немощных небрещи. Иже бо таковая начинаай, уподобился есть мужу, иже по воде возит кола, а по суху корабль. Како буду тебе друг, пища тебе сый?» Гавран же рече: «Разсуди своим помыслом полезная себе. Несть бо никаа полза, аще зем тебе, паче же полезно ми есть, аще ты в живых будеши и поспешьствуеши ми о всем. Не подобает ти тща пустити мя от чаания моего, известие бо имам о любви твоей, еже имаши къ другом си, аще ты сам показал еси мне. Мудраго бо мужа добродетели телчи уподобися благоуханию, иже наречется греческым языком мосхос,[234] иже, покрываемо, является своим благоуханием». Мышь же рече: «Велиа есть обычнаа вражда. Лев бо со елефандом присно враждуються, якоже и мышь с коткою. И не подобаеть врагу веровати. Вода бо аще и огнем согревается, но свои обычаи не отлагает: възливаема на огнь погашает его, аще укропъ есть». Гавран же рече: «Разумех, яже глаголеши. Но моа любовь не тако будет; яже имяхом створити с тобою, но тверда и известна. Якоже бо златый съсуд с трудом ковется и съвръшается, и к тому не съкрушается, скуделничи ниже удобне творятся и удобне разсыпаеться. Тако истинная сущая любовь едва съвершается, но нерушима пребываеть, нечистая же и неистовнаа любовь скорее и удобнее составляется и скорее разсыпается». И мышь, отвещав, рече: «Приемлю ти любовь, зане никогда кого от молящих ми ся тща отпустих. Аще бо и веру свою не соблюдеши, но аз твоим словесем верую. Вем бо, яко и похвалишься когда и речеши, яко: “Обретох мыша безумна и прельстив его снедох”, — бесчестие ти будет». И сия рек, мышь изыде из гнезда своего, но не весь изыде. Гавран же рече: «Почто весь не исходиши?» Мышь же рече: «Иже в житии сем пребывающеи двоими вещми любяться: овии бо заповеди ради любовь творят, друзии же телесныа ради потребы. Подобни суть ловцу, иже пометает пшеницу во лщение птицам: не птицам бо ползу творит, но себе. Аз же не за ино что любовь творю с тобою, точию молениа твоего ради, и ничтоже ино возбраняет ми изыти к тебе, точию зане боюся единомысленыя ти гавраны: видением бо подобни суть тебе, обычаем же не подобни». Гавран же рече: «Не боися сих ради. Истиннаго бо любления уверение си есть, еже и любити любовныа и враждовати враги. И аз зане тя люблю и моя дружина любити тя имят». Сия рекши гаврану, изыде мышь из гнезда своего весь. И любовь посреди их съвръшися.

Въ единъ убо от дни рече гавранъ к мышу: «Зрю домъ твой, яко близ пути есть, и боюся, да не мене ради познанъ будеши и погибнеши. Но вем место негде отлученно от человекъ, на немже суть рыбы доволны и прочая различная пища. Имам же на том месте желву гостию и хощу, яко да и ты поидеши тамо питатися и пребывати с нами». Мышь же рече: «Поиду с тобою! Аз возненавидех бо здешнее пребывание вины ради, о нейже скажу ти, егда до места оного доидем».

Взем же гавран мыша за опашь и отнесе его до источника, в нем же пребываше желва. Она же, видевше гавранъ мыша носяща, мняше, яко туждь есть, и убоявшися скрыся въ воду. Гавран же положи мыша на земли, на имя желву призва. Она же глас его познавши, изыде к нему и въпроси его, откуду приде. Он же сказа си вся бывшаа.