Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Нощию же Стефанит ко Ихнилату пришед и оковании его видевъ, и проплакася, и рече: «Си суть, яже ти преже глаголах, но гордостию и высокоумиемь побежен бывъ, не приемляше моя словеса. Зри убо съвръшенье». Ихнилат же рече: «Истинну реклъ еси. Непрестанно наказавалъ мя еси полезнаа, но азъ не послушах тебь: несытием бо одръжим бых оканный. Подобно пострадах болных, иже знают, яко неполезна им есть от некоего ястья, но лакомъством своим вкушающе, поврьжают себе. Ныне же точию о себе боюся, но омышляю о тебе — да не за ради дружбу и любовь, яже имехом, ят будеши и ты и нужею исповеси, яже о мне, и смерть исходатаиши себе и мне».

Стефанит же рече: «И азъ таковаа смыслих, но поучаю тя, яко да исповеси съгрешение свое. Болши бо есть зде мучену быти, нежели во оном веце». «Да трьпя, дондеже видя, что хощет быти».[231] Стефанит же прискръбенъ бывъ и пристрашен и шед напои себе яда и издше.

Наутриа же Левъ призва судья и Леонтопардоса, Ихнилата, яко да вкупе будет суд. И сшедшимся всем, и рече Леонтопардос: «Нашь царь, о воини и дружино, непрестанно печеться о убьении Телца и о Хнилатове злосъветии. Рече убо, аще кто нечто знает о нем, да глаголеть. Не хощет бо царь без суда муку нанести». Судья же рече: «Сый да еже весть кто о таковей вещи, да исповесть. Зол бо муж, аще убьенъ будет, погубление зло бывает и на ползу прочии поучятся». Ихнилат же рече: «То молчите? Овый же знает нечто мне, да глаголеть, азъ о себе да отвещеваю. И аще ни кто не весть ничтоже и глаголеть лжу, подобно постражет неуметелна врача.

Глаголеть бо ся, яко врач некый приде в некый град. Приключи же ся дщери властелина того в недуг впасти. И повеле некый врач премудръ, но слепъ, яко да былием уврачует ону. Призванъ бо бысть и странный он врач, яко да разсудит о былии оном, еже рече слепый он врач. Он же, невидением ино былие подобно разстворив, дасть ей пити. Она же, испивши таковое, въ чревеболезненый недугъ впадши и умрет. И принудиша родители ея у врача оного испити от оного зелиа и была. И пив, смертнаа страждаше. Тако убо стражет, иже беседует и творит, яже не весть».

Въстав же пръвый магеръ и рече: «Послушайте мое слово, о дружино. Являет бо ми ся Ихнилат льстивъ и лукавъ. Глаголеть бо ся, яко иже имат левое око мало и мъгливо и вежди возвышене и, егда ходит, долу главу прекланяет, тои клеветник есть и лукав. Зрим же убо оканнаго сего, яко таковъ есть». Ихнилат же рече: «Вси есмы под небесемъ и никтоже взыде превыше небесъ. А сый беседуай таковаа, мнит ся, яко мудръ есть, но мниши ся безумне, яко иже во очию твоею берьвно не видиши, а иже во очеси ближняго си сучець видиши,[232] подобнее стражеши безумныа оны жены.

Глаголеть бо ся, яко жене две, от плена избегши с мужем, нази ходяху. Едина же от них некыя рубы обретши и свой студ покрываше, възвративши же ся другаа жена и рече: “Не стыдиши ли ся[233] нага ходящи?” К ней же муж он рече: “Не блюдеши ли, о безумнаа, свою наготу, но туждая наготы поносиши?” Таков и ты, о протомагере, явился еси. Не видиши ли себе, каковы смрадныа струпы на себе имаши, дръзаеши предстояти цареви и того работу рукама осязаеши?»

Сия слышавъ, протомагер раскаявся, о нихже реклъ есть, и проплакася. И исправив от некоего Лев, яко истинна есть, яже о протомагере, и отпуди его от себе. И назнаменася в писании той суд, и пакы затворенъ бысть в темници Ихнилат.

Некто же друг Ихнилатовъ приде к нему в темницу и сказа ему Стефанитову смерть. Горко же плакав: «Не подобает ми, рече, уже живот днесь, зане такова друга верна и любовна лишихся. Добре бо рече рекый, яко во время искушениа стичаются вся лютаа».

Потом предста судищу. И видев его, воевода рече: «Разумех, о Ихнилате, дела твоа и несть утаилося ни едино от них. И аще не бы царево благоутробие велие и неисчетенно, не бы оставил тебе доселе в живых». Хнилат же рече: «Аще неизреченно есть оного благоутробие, но и твое сердце проклято есть и жестосердо. Видя бо твоих похотей желание, како преже осужениа моего смерти осужаеши мя. Не порицаю ти о сей вещи, присно бо лукавии и злии добрым противятся и ненавидят их». И судья рече: «Но достоит боляром истинну беседовати и обличати и запрещати ненаказанныа мужа. Поучаю тя, о Ихнилате, яко изволи зде мученъ быти, нежели в будущем веце. И исповежь истинну пред всеми нами». Ихнилат же рече: «Истинну реклъ еси. Подобает убо всякому избрати мудрому от временных приснотребущая. Но неповиненъ есмь от сего прегрешениа и не подобает ми причастнику быти с вами о пролитии моеа крови. Аще бо иже некое солжет, мерзок и безуменъ является. Колми паче, иже себе лжет? Кою ми приобрящет похвалу? Блюдете убо, да не потом раскаетеся, егда ничтоже возможете успети. И блюдетеся, да не постражете, якоже и лжесвидетелие.