Потом рече к ней преподобный: «Иди вкупе со мною и покажеши ему иже в раи нашихъ садовъ красоту». Поимши бо мя та
, на десную страну двора того идяхове. И се врата дивна и златом создана, и стены ограду тому на высоту въздвижены. И отвръзъшимся вратомъ, внутрь в не внидохомъ. Бяшетъ бо въ ограде томъ позлащено былие, цветомъ неизреченнымь украшено, и доброте того дивящу ми ся. И воня благоуханиа исхождаше от цвета того. Вънимахь бо, како мя показовааше водящии мя. Видехь бесчисленый сад, 70 изменений имуще, числа не приимающе, кождо ихъ множащюся плоду безмерну, якоже съкрушающемся ветвемъ, хотящим единою бо плоди и еже на трапезе едоми. Якоже видя разумехь страшныхь онехь избытки бываахуть. Чюдяащю же ми ся о красоте садовней и о страшныхъ и дивныхъ плод техь, яко николиже толикихъ чюдес бехь видел.Рече ко мне водящиа мя: «Что симъ чюдишися? Аще поидеши ко оному раю, егоже на востоце Господь насади, боле имаши ужаснутися и изуметися, яко сей ко оному стень бысть и сонъ». Глаголахь убо аз к ней: «Молю ти ся, кто насади раа сего? Никакоже убо азъ видехь сего нигдеже того раа». Рече она ко мне: «Како бо ты възможе видети в суетнемь мире ономь то
лику правду, иже рукама Вышняго състроену? Ибо вещи сиа, яже видиши, умна суть, и мы зде умомъ преходим. Труди бо и поти божественыхь подвигъ преподобнаго отца нашего Василиа, ихже от самоа уности его творяаше, тружаашеся, потяся и бдя, на земли легаа и моляся, зной и мразъ трьпя въ пустыни и зелие ядый, токмо въ многа лета прежде въ град сей[350] пришествиа его — сего раа приобрете. Иже бо что съделаетъ в мире ономъ, симъ причястникъ будетъ въ веце семъ, труд бо плод своихь снеси.[351] Якоже многажды слышах преподобнаго сего глаголюща». Мне же ктому дивящюся, якоже, рекши ми, умомъ дошедшим зде. Мняхъ бо телесы суще зде, себе искахъ рукою руки осязати, есть ли въ мне кость и плоть. Якоже пламень огненый видя кто и простеръ руку хощеть яти его и не възможе удръжати, тако себе осязаа, размышлях чистымъ чювством помышление имущи, иже тамо дивяхся духомъ. Възвратившемся намъ пред дворъ, трапезу же тщю обретохом, ничегоже у неа. Мняхъ убо целовавъ приснопоминаемую ту отити от нея.И мневшю ми ся вънутрь бывшю, възбнух от сна и в себе размыслихъ, что ли ми исповеда, где ли бяхь отшел, что видех внутрь двора того, въшедшю ми в дивную ту и паче слова сущю. Въставъ, идохь к блаженному, чяа, ци ми что исповесть о сих, истинна ли си видение се или неистинна быша. Бывшю же ми у блаженнаго, по поклонению моему и по повелению иже к нему повеле ми сести. Седшю же ми, рече ко мне: «Веси ли, где в сию нощь пребывахом?» Мне же по искушению рекшю: «И где убо бехомъ, господи мой? Всячески на одре моемъ сладце спахъ». «Единемь токмо и намъ сущим веде убо, яко теломъ единъ спалъ еси на одре, а духомъ инде ходилъ еси. И не веси ли, колии азъ показахъ в сию нощъ? Не Фео
доры ли еси виделъ? Не ко вратом ли мысленаго дому, егоже доиде, и изшедши, приатъ тя, въ нь же въведе тя? Потом же и о смерти ея, яко нужда преити есть, чядо, исповедала ти есть власть темныхъ иже на въздусе, злобу мытарствъ техь? Не внутрь ли еси с нею вшелъ въ дворъ? Не виде ли оноа чюдныа трапезы и изряднаго строениа ея, и каа дела ея, и кии овощь предложениа ея, и како ея дивныа цветы, и какиа уноша иже на трапезе духовное служение исполняаху? Не зряше издалечя стоа дивнехь полат? Не ко мне ли на трапезу преиде, егда ти показывахъ, о нейже ти желание бысть уведати, кую чясть получила есть? Не мне ли рекшю ей, поимши тя, в рай внити? Како златовъсходное оно стеблие въ уме приимаа ужасашеться, дивяся цветныхъ техь красот, виделъ еси присноцветущихъ садовъ онехь и плодовъ ихъ светлость и неизглаголанную красоту? Не сихъ ли виде в сию нощь всехъ и оттуду прииде? Како исповедаеши, якоже “Ничтоже видевшю ми”?»Яко си мне услышавшу, страхомъ неизреченным обиатъ, и слезити начяхъ и мочити лице свое, въ уме приимаа, како великое се светило бываетъ, якоже той поистинне тамо бысть и, якоже тамо бысть, вся мудре исповеда. И, отвещавь, рекохъ к
блаженному: «Ей, святче Божий, тако быша, якоже изрече. Благодарьствование пролью пред Господемь моимъ, якоже мя Господь Богь сподоби познати тя, и быти под кровомъ крилу твоею, и приати толика чюдеса страшна». Блаженный же рече ко мне: «Аще житие свое препроводиши в добродетели, о чядо, повелениемь человеколюбца и щедролюбиваго Бога нашего приимуть тя тамо, да будеши вкупе со мною въ бесконечныа веки, ибо самъ аз от человечьскиа вещи отхожу. И потомъ, не по колицехь временехъ, отшед житиа сего, приидеши ко мне, въспитенъ в делехь добрых, якоже ми Господь обеща. Вънимай: дондеже еси в житии семъ, да не увесть о сихъ никтоже всехъ. Подобаетъ бо недостойнаго житиа моего исписавше оставити в житии семъ, и буду ти о семь поспешник». Сиа ми преподобнаго отца нашего, пастуха, и учителя, и владыки яве заповедавша, слезами обиатъ быхъ, възлюбленныи мои. И дивяхся духомъ, едва бо инемь беседовааше часто, якоже къ мне недостойному.