Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Сице темь исповедающимъ, достигохом другаго мытарьства, емуже бе имя немилосердие. Ту бо вси немилосердии, и вси скупии, и неблагосердии человецы горце от нихь испытоваеми. Егда вся заповеди Божиа исправиши, и будеши немилосердъ и немилостивъ, и ключить ти ся умрети, вся убо мытарства бес преткновениа преидеши, аще и въ всехь вреда не приимеши, то егда к сему достигнетъ, абие того ту удержат горцыи того мытаръства местницы и мытоимцы, и ако немилостива и немилосерда биють и въ мрачнемъ затворе адове затворяють до общаго всехь въскресениа Богу, не милующю ихъ инехь ради добродетелей. Якоже не вда убогому когда уломка хлеба, ни медницы брату нищему николиже, занеже не посети в болезни лежаща и в темницахъ и елико симъ подобнаа занеже не сотвориша, убо имуще скупость, и сребролюбие, и немилосердие, и немилостыню утешну показующе. Сия бо ми аггели Господни о томъ мытарстве ясно исповедаша, якоже рехом. И достигохом сего мытарства. Старейшина мытоимства того отнюдь тонокъ, и зело иссохшь, и вельми грыжавь, якоже страсть немилосердиа и скупость, немилостыня тацемь образом и тацемь студом себе преображашется пагубный. Ибо немилостивии человецы, егда кто от убогих еже что от него испросит, абие грызется по обычяю, яко страсть име, и отметается вопросу. Тацемь образомь нечествовашется пагубный онъ и зверообразный. Нам же к мытарству дошедшимъ, слуги же его, иже ту бяаху совокуплени, скоро пришедше делъ ихь взыскааху испытоваающе. Ибо множество милостыня сътворивши: егда вдавши ми укрухь убогому, овогда же медницу, или воды чяшу, или вина душа моея ради спасениа просто, яко сила моа можааше. Радость ми тамо въсприимши, веселящися от них, и внутрь врата небеснаа внидох. Ничтоже бо не возможе нас от правых възбранити.

Врата же небеснаа бяахуть яко обличие крустала светло светящася. И окрестъ ихь красно, яко от звездъ светлых или иного некоего света, яко обличие злата имущи украшена и лепотна. Уноши же у вратъ въ злате одежди, молниею препоясани, и нозе ихь украшены огнемъ непостоаннымъ светломъ. И тои веселяшеся и приатъ нас, радуася, якоже избеже от насъ душа бес пакости горкихъ онехь мытоимствъ тмы въздухь, боле славляаху Бога. Идущим же нам внутрь небеса вод множество, иже бяаше над твердию, идущи преидохом, ибо бысть яко раступающися и бежащи от лиц нашихь напред на страны, и назади же совокупляющеся.

Прошедшем же намь техь вод, иже над твердию, приидохомъ кь въздуху некоему страшному и недоуменному. И на томь покровь златъ блещащься, страшнаа пространьства ефера оного въ пространстве противящеся. Бяахуть бо на томь покрове уноша некои лепотны, имже не бе числа, огнемь облечени, якоже блескь солнечный, идуще на запад. И власи ихь, яко молниа, ноги ихь белы, яко млеко, лица же ихь яко снегъ, и паче сторицею света сладчяе зело светящеся. И узревше убо мя въ руце носящих мя честныхь аггелъ Господнихъ, идуще спутьшествоваху, осклабляющеся и веселящеся играаху, радующеся о мне, якоже, рече: “Приимшю ю душю въ чяс на спасение въ царство небесное”. И с нами идяху, поюще пение сладкое, занеже идяхом поклонитися огнеобразному престолу Божию. Идущим намь, и облакь, не яко облакъ поднебесный, но облакь образомь, яко цветъ рдящься, паче сихь сторицею светлее. На единой стране взятся облакъ, якоже завеса некоа бела, яко светъ, и та пременися. И се подаль дворъ златъ долечний ми светяся, многошарный, и в злате славе различными образы сиающа, и сладко веселиа ныня отшедши от техь. И се въздухь огнеобразенъ, и благоухание Господне мастно и сладко.

И прешедшимь намъ мало, узрехомь, и се на высоте въздуха бысть бес числа зело престол Божий, престолъ белъ и многоукрашенъ, сиание блистаа паче и просвещаа пределы и препитаа вся, иже ту стояти достоини. Окрестъ бо престола Божиа златочистыа уноши высочество, яко кипариси, в качьство блистание имуще лепотно, облечени в багряницу и въ одежду светлу и страшну, ихже слово человечьско изрещи не можетъ. Пришедшимъ убо пред страшный престолъ онъ, идеже бесчисленое высочество, видящимъ намь непостоанную славу, въистинну правду, благость, трисъставно въспеша пение иже со мною идуще к престолу Божию. И иже на престоле страшне почивающе от невидимых. Трижды абие поклонихомся Отцу и Сыну и Святому Духу и прославиша Святую Троицу, престоящую выспрь на огнеобразне въздусе купно с нами, о спасении моемъ въ славе хвалениа. И се глас лепотенъ зело и крепокъ от высоты, рекущь ко мне носящимъ мя: “Ведше ю около, — рекуще, — иже къ всемь душамь, на всяком жилище пребывающимъ, святымъ и к преисподним, и потомъ покойте ю, въ нихже заповеда вамъ угодникъ мой Василие”.