Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Иной была позиция автора «Повести о Псковском взятии», включенной в состав Псковской Первой летописи. Он признает закономерность присоединения Пскова к Москве, считает Псков старинной вотчиной великих князей и говорит о том, что псковичи издавна клялись великим князьям в верности. И в то же время автор «Повести» сожалеет о былой псковской воле и не может без скорби и грусти писать о конце «славы псковской». В рассказе о самых драматических эпизодах взятия Пскова (арест псковских послов в Новгороде; вече, где дьяк излагает псковичам требования великого князя, ответная речь псковичей, снятие вечевого колокола, приезд великого князя, разорение города и выселение трехсот семей) его речь полна истинного лиризма.

Псковская «Повесть о псковском взятии» продолжает лучшие традиции псковской литературы. Ее стиль характеризуется летописной неторопливостью, обстоятельностью, простотой, искренностью тона, пословичной емкостью отдельных выражений, отсутствием пышной риторики, словесной вычурности. Автор «Повести» обнаруживает знание многих произведений древнерусской литературы, он органично вплетает в свое повествование образы, взятые иэ Библии, обращается к текстам «Слов» Серапиона Владимирского и «Житию Александра Невского», не повторяя их дословно, но творчески, свободно их варьируя.

Текст «Повести о Псковском взятии» публикуется по Погодинскому списку Псковской Первой летописи — РНБ, собр. Погодина 1404-а, вторая половина XVI в., лл. 659 об.—664.

ИЗ ХРОНОГРАФА 1512 ГОДА

Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова

ОРИГИНАЛ

ИЗ ГЛАВЫ 197

ПРЕ СЕМ ЖЕ ЦАРСТВИИ ГРЕЧЕСТЕМ АНДРОНИКА ПАЛЕОЛОГА,[371] В ЛЕТО 6790, БЫСТЬ ЦАРЬ ВЪ СЕРБЕХ МИЛУТИНЪ.[372] ЦАРСТВО СЕРБЬСКОЕ

Святый Симионъ роди Стефана краля, и Стефанъ роди Стефана же, иже нареченъ бысть Урошь во имя прадеда своего, сей есть храпавы краль.[373] Сей роди Милутина краля, иже четвертый от святаго Симиона. Сему обладающу сербы, ражаеть убо сей Стефана,[374] великаго, благочестиа столпа, и царьствиа венець, и добродетели сокровище. И бе всем благъ, и приступенъ, и милостивъ. И по умертвии матери Стефановы Милутинъ краль приобщаеться второму браку,[375] у греческаго царя Андроника Палеолога дщерь поят, и роди от нея сына Коньстянтина. Царица же, видящи Стефана от всех любима, ненавидяше его, нъ приходит ко отцу его, слезы испущая и дряхлым лицемъ, яко спасение его промышляа, и оклеветаеть праведнаго, яко к ней рачителне прилежаща и на отца недобрая мыслитъ. Князи же советоваху Стефану, собравъ вои, уклонитися во ину страну и избыти съшиваемыя льсти. Он же не восхоте, но на Бога всю надежю положи. Что же по сих? О безместиа! Преможе женьская лесть и угаси родительную любовь: ят бываеть праведный и очию лишаеться. Бе же ту церкви святаго Николы,[376] лежащу убо праведному и зело болезнующу, и мало воздремався, явися ему святый Николае и рече ему: «Не скорби, Стефане, се очи твои на моею дланию!» И показаваше ему.

Потом же посылается в заточение в Коньстянтинъ град и съ двоими его детми, единъ убо Душмана нарицаемъ, другий же Душана Стефанъ.[377] Андроникъ же Палеологъ, тесть Милутиновъ, повеле ему пребывати неисходну во обители Вседръжителеве.[378]