Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Александръ, ведай, иже скупый добрым человеком не можеть быти а ни законным, а ни тако же стравца остати вечне при своей чти. А всякий обычай — сереина их выбрана исполнению, оба конца не годна суть; а о всем царству подобаеть мерьность, а без него не пробавится. Смышление же о щедрости трудно есть, а о скупости легко есть. Щедрость истинная, дабы давалъ по часу потребу, и достойному, по силе, иначеже есть щедрость на первый конець. Стравца подобенъ есть некоему, лиющю воду слану в море или да помогати врагу своему до себе. Щедрый поспешень есть во всих делех своих, а не тот, который скарбь царский теряеть, даваа, не смотря последняя своя. А скупость же вселично слава злая, не пристойная государьству. Аще бы се побачил на себе царь некий, но подал бы царство свое некоему слузе своему надежному, а сам бы ведалъ о венци и престоле.

Александре, реку ти, иже всякъ царь, что даетъ не по собе, разрушаетъ собе. А хто накладаетъ на свое царство бремя не по силе, сей погубит и погибнет. Зань же одеръжание щедрости — коли не посягнет за чюжее. Тако видех слово великаго Ромаса, иже рекъ: «Исполнение царю, и закону его, и доброму его, коли не посягнет за чюжее».

Александре, ведай, иже ничемь не оскудело царьство навышьшее и старое,[707] ниже много давали, а мало клали, но посягли на народское, и разсыпали ихъ — а симь погибло и доселе. Се есть прирожено въ обычай — иже имением пробавится душа живаа. Оно же яко часть от нея, всячьство убо съставится частми своими. Истиннаа щедрость такеже, дабы оставлялъ захотениа неподобныи, а не доискивал бы ся тайниць тщеславных, а не выкоривал бы, давь кому, яко же съ оружиемъ. Полному преподобнаго приими наказание, и чествовати честнаго и примолвити, и седение смиренаго, а небрещи о надежи неразумнаго.

Александре, много часовъ глаголах ти; всели слово се въ душю твою, да будеши безпечаленъ. Аще бых ти не реклъ толико се, досыти бы еси моглъ имети на семь о повелении[708] житейскомь и духовномь. Ведай, иже умъ — то есть верхъ всякому смыслу, им же спасется душа и изъяснится тайна, и отдалишь врагы житейскиа и духовныя, приближишь же любимых. Он же похвалимь корень и основание твердости всемъ хотящимъ. А начало ему приступати к розмышлению.[709] Приступивый же к нему посредине — блаженъ есть, а в конець убо последний — Богу супостатенъ есть. Сему бо размышление пытаниемь есть. А государьство не обретается собою, но размышлениемь; а про то же[710] верхъ властельства умова — размышление. А государство ражаетъ любовь к размышлению. Да аще будут искати размышление в концы последнем, родитъ ревнование, а ревность ражаетъ ложь, а ложь ражает невежество, оно же давание. А се же родит ненависть, а ненависть родитъ несправедливость, а то родит неволю, а неволя родит враждование, а се родить прю, а пря родит войну, а война преступит законъ и оскудит вселеную. А симъ пременится прирожение, да родится оно злое же нетовство погибелию доброго, оно же естьство, зане же зло, не идетъ с небеси толико по действу нашему.[711] Да еще же переможет разумъ спирание, родится из него верность, а се родит смерение, а из сего родится гроза, а из грозы справедливость, а се из сего съединачение, а се родить честь, а честь родит пристатие, а пристатие родит кладение живота подле живота, а симь усилеет царьство и законъ, и наполняется съкровища истинны. И се изъяснится — искати господьства посредине блажено и благословено есть.

Александре, брежися велми попустити скотство над владычествомь, да возвеселишь тлимое над вечнымъ, хота за темь, что ся хощет, — а то грех превеликий.

ГЛАВИЗНА 2. КОТОРЫМИ ОБЫЧАИ ВЕСТИ СЯ ЦАРЮ, КОТОРЫМИ ОБЫЧАИ ВЕСТИ СЯ ЕМУ ПРЕД НАРОДОМЪ И СЛУГАМИ И ЧЕМ ЖЕ ВЪОСОБИТ СЯ ОТ НИХ. ЗАНЕ ЖЕ, КОГДА БУДЕТЪ ИМЕТИ МУДРОСТЬ ОСОБНУЮ И СМЫСЛЪ ХЫТРЫЙ, И ПРИСТАНУТ К НЕМУ И ПОЛОЖАТ НАДЕЖУ СВОЮ НА НЕГО

Александре, всякий царь покаряетъ царство свое истине закона своего, достоить[712] ему царствовати; а который покаряеть закон царства ради, побиеть его законъ. Азъ же реку тобе, яко же рекли преподобнии, их же наследуем, иже народ ропщут на Бога, не ведаа меры деломъ своимъ — а онъ что виненъ? — зане же поведениемь непомерным выходят ис-воеа планиты. А про то ж реку, дабы еси имелъ меру и вагу деломъ своимъ, а чествовал бы еси вси ветви закона своего. А не отпускай ничего заповеде закона, дабы виделъ весь народ верование твое. А о всемь иже бы еси верилъ присеръдне, зане же увидят ли, иже мысль твоя не единака с дели твоими, не похвалят житиа твоего. А про то же не опускайся ни единыа речи законныи, хотя бы еси на то наложил добытку много. А темь будешь любъ Богу и слугамъ своимъ.