Читаем Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы) полностью

Числа имений.[739] Ведай, Александръ, иже тая тайница, иже ти есмь казывал, коли еси раживался противъ неприятеля своего и коли еси посылалъ некоторого слугу своего. И се есть тайница Божья, еюже помиловалъ нас; азъ же искусих его, обретох помочь его и бых корыстенъ в нем. А ты дапытывался его на мне, я таивал его на мне от тебе а указывал есми тобе помочь его. А ныне открываю ти ея над тым, абы еси никого не вчил; но не выходи сам противъ неприятеля своего, не ведавъ числом, иже одолеешь его. А не будет ли число твое, яко их, и ты пошли слугу своего, счетьшы имя его, дабы число его вышши неприятеля твоего. Но первого чти имя свое а мечи по довати, а что ся останеть от имении твоего или сама девять — ховай его. И тако же сочти имя супостата своего и мечи по девяти, по девяти, и останок храни, дондеже досмотришь у «вратех», еже ти напишю, числом. А коли обретешь, вери мне, иже истинно есть помочью Божиею.

ВРАТА ПЕРВАЯ. О ПРЕМУДРОСТИ ПОРСУННОЙ. НЕДЕЛЯ

Александръ, ведай, иже мудрость сяя нужная царю болшии, нижели иному человеку. Зан же ему человекъ якоже посудия каждое <...> мастеру своему; а не будет ли мастеръ знати посудия своего велми гораздо, и не зведеть дела своего достаточного. И тако же ведаешь, иже прирожение мудро есть, непразднодействяно, но действо его со многим добром и с малымь лихом. А про то же неверность нашу чинило нам, посли то всим многим человеком, иже ходять, а лица их закрыты. Аще коли рознимся портьми, Александръ, обрести истинну легко есть страною возможною и достойно, и тяжко есть страною невозможною и недостойно. А ближний разумному тишится разумом, он же есть благодать Божия и знамение милосердия его над ними. А про то же ведай, иже мати детяти аки горнець вариву. Слианиа же пременяються по рожеству,[740] прирожения же применяются по замесу.

О белости. Белость же безмерная со очима зекрыма и быстрыми без меры — сказание безтужьство, прельщению, и прелюбодеяния, и легоглавия; а зри на люди немецькия,[741] имущи сотворения сякая, коль дурны и безстужы. А про то же стережися всякого, имущи око зекро, а сам презлишь белъ. А будет ли еще к сему еще широкочел, и скудобород, и влас главы его густъ, стережися его, яко скорпеевъ индейскых, иже забивают позрением своим.

И та же есть въ очию знамение — можешь не омылитися ими и уведаешь доброволие и гнев каждого человека, смотрячи на очи его. А нагоршии очи, что походило на зекрость ферзину. А еже очи его велики и вылезли — сей есть ревнивъ, и ленивъ, и бестуж, и неверенъ; а будет ли еще сини — онъ будеть еще напущый; а не можеть быти, чтобы око его не было зло. А еже очи его середнии, и мало глубоки, и сурмисты[742] или черныи — се есть расторопотный и разумный, друголюбовый. А будет ли яко осокою прорезаны — се есть прелестникъ. А будет ли подобни к очима животным, и станут яко бы стрелы, и мало подвизаются, и мало зрачнии — сей есть глупъ и грубого прирожения. А хто двизает зраком чисто своим — се есть фалчивый и хитрый тать; а будут ли к сему фворы — но се есть крепокъ и не щадить живота своего. А будет ли около ей тычки — сей есть потаенъ и ведаеть много. Александръ, коли увидишь человека, что смотрить на тебе много, а коли поглянешь на него, зазрится, и зардится, и засоромится, будеть яко бы веселъ, и навертятся ему очию слезы — ведай, яко боится тебе. Над всим будет ли во очию его знамение добра предреченная, а посмотришь на него, и онъ на тебе бестыдно и без боязни — сесь держить тя за мало и ревнуеть тобе, — не верь ему. Александръ, стережися недородковъ, яко же стережишися неприятеля своего.

О власех. Власы грубые — указание на крепость мозгову, сердечную. И влас мяккый указуеть мягко сердцо, и стюдень мозгову, и малоумие. И множество влас на плечех и на шии указуеть на скотство и глупостенъ; а также мнози власы на сердцы и на чреве указуеть прирожение скотьское и малолюбие до правды, а многолюбие до кривды. Смядость преизлишняя — указъ на глупость и многий гневъ скорый; власы же и смядыи — указ на разум и правдолюбие, межи сими двема.

О бровех. Аще влас их густъ — указъ их на леность и грубое говорение. А коли будеть бровъ уподоблятися белости и тонка — се указуеть на гордость. Бров же померная и черна — се есть ростропотенъ и разуменъ.

О ноздрех. Ноздри же тонъкии — указъ на мягкосердие. Долгии же близу устъ — указъ на кротость сердечну. Долгии же простыи — указъ на нещажение. Надутьеи же — указъ на гнев и упрямство. Толстыи же посередине — а право сей указ есть на поставность и неисправедливость. А налепшии — ино что не испрямо долгьи толстиною середнею — и доброуменъ.

О челе. Чело гладкое, не видети жилъ его — указъ на сваръ и клопотание. Чело же середнейшое шириною и выпукнением, и жилы его знати — се есть верный, и друголюбивый, и растропотный, и остроумный.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека литературы Древней Руси

Похожие книги

История Российская. Часть 4
История Российская. Часть 4

Татищев Василий Никитич (1686 – 1750), русский государственный деятель, историк. Окончил в Москве Инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне 1700-21, выполнял различные военно-дипломатические поручения царя Петра I. В 1720-22 и 1734-37 управлял казёнными заводами на Урале, основал Екатеринбург; в 1741-45 – астраханский губернатор. В 1730 активно выступал против верховников (Верховный тайный совет). Татищев подготовил первую русскую публикацию исторических источников, введя в научный оборот тексты Русской правды и Судебника 1550 с подробным комментарием, положил начало развитию в России этнографии, источниковедения. Составил первый русский энциклопедический словарь («Лексикон Российской»). Создал обобщающий труд по отечественной истории, написанный на основе многочисленных русских и иностранных источников, – «Историю Российскую с самых древнейших времен» (книги 1-5, М., 1768-1848).«История Российская» Татищева – один из самых значительных трудов за всю историю существования российской историографии. Монументальна, блестяще и доступно написанная, эта книга охватывает историю нашей страны с древнейших времен – и вплоть до царствования Федора Михайловича Романова. Особая же ценность произведения Татищева в том, что история России здесь представлена ВО ВСЕЙ ЕЕ ПОЛНОТЕ – в аспектах не только военно-политических, но – религиозных, культурных и бытовых!

Василий Никитич Татищев , Василий Татищев

История / Древнерусская литература / Древние книги