Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

И взем мечь, нарицаемый Агриков, и прииде в храмину к сносе своей, и виде змия зраком аки брата си, и твердо уверися, яко несть брат его, но прелестный змий, и удари его мечем. Змий же явися, яков же бяше и естеством, и нача трепетатися, и бысть мертвъ, и окропи блаженного князя Петра кровию своею. Он же от неприязнивыя тоя крови острупе, и язвы быша, и прииде жа нь болезнь тяжка зело. И искаше в своем одержании ото мног врачев исцелениа, и ни от единого получи.

II

Слыша же, яко мнози суть врачеве в пределех Рязаньския земли, и повеле себе тамо повести, не бе бо сам мощен на кони сидети от великия болезни. Привезен же бысть в пределы Рязаньския земли и посла синклит свой весь искати врачев.

Един же от предстоящих ему юноша уклонися в весь, нарицающуся Ласково.[799] И прииде к некоего дому вратом и не виде никогоже. И вниде в дом, и не бе, кто бы его чюлъ. И вниде в храмину и зря видение чюдно: сидяше бо едина девица, ткаше красна, пред нею же скача заец.

И глаголя девица: «Нелепо есть быти дому безо ушию и храму безо очию!» Юноша же той, не внят во умъ глаголъ тех, рече к девице: «Где есть человекъ мужеска полу, иже зде живет?» Она же рече: «Отецъ и мати моя поидоша взаем плакати. Брат же мой иде чрез ноги в нави зрети».

Юноша же той не разуме глаголъ ея, дивляшеся, зря и слыша вещъ подобну чюдеси, и глагола к девицы: «Внидох к тебе, зря тя делающу, и видех заец пред тобою скача,[800] и слышу ото устну твоею глаголы странны некаки, и сего не вем, что глаголеши. Первие бо рече: нелепо есть быти дому безо ушию и храму безо очию. Про отца же твоего и матерь рече, яко идоша взаим плакати, брата же своего глаголя “чрез ноги в нави зрети”. И ни единого слова от тебе разумех!»

Она же глагола ему: «Сего ли не разумееши! Прииде в дом сий и в храмину мою вниде и видев мя сидящу в простоте. Аще бы был в дому наю пес и чюв тя к дому приходяща, лаял бы на тя: се бо есть дому уши. И аще бы было в храмине моей отроча и видев тя к храмине приходяща, сказало бы ми: се бо есть храму очи. А еже сказах ти про отца и матерь и про брата, яко отецъ мой и мати моя идоша взаем плакати — шли бо суть на погребение мертваго и тамо плачют. Егда же по них смерть приидет, инии по них учнут плакати: се есть заимованный плач. Про брата же ти глаголах, яко отецъ мой и брат древолазцы суть, в лесе бо мед от древия вземлют. Брат же мой ныне на таково дело иде, и яко же лести на древо в высоту, чрез ноги зрети к земли, мысля, абы не урватися с высоты. Аще ли кто урвется, сей живота гонзнет. Сего ради рех, яко иде чрез ноги в нави зрети».

Глагола ей юноша: «Вижу тя, девице, мудру сущу. Повежь ми имя свое». Она же рече: «Имя ми есть Феврония». Той же юноша рече к ней: «Аз есмь муромскаго князя Петра, служаи ему. Князь же мой имея болезнь тяжку и язвы. Острупленну бо бывшу ему от крови неприязниваго летящаго змия, егоже есть убил своею рукою. И в своем одержании искаше исцеления ото мног врачев и ни от единого получи. Сего ради семо повеле себе привести, яко слыша зде мнози врачеве. Но мы не вемы, како именуются, ни жилищ их вемы, да того ради вопрошаем о нею». Она же рече: «Аще бы кто требовал князя твоего себе, мог бы уврачевати и». Юноша же рече: «Что убо глаголеши, еже кому требовати князя моего себе! Аще кто уврачюет и, князь мой дасть ему имение много. Но скажи ми имя врача того, кто есть и камо есть жилище его?» Она же рече: «Да приведеши князя твоего семо. Аще будет мяхкосердъ и смирен во ответех, да будет здрав!»

Юноша же скоро возвратися ко князю своему и поведа ему все подробну, еже виде и еже слыша. Благоверный же князь Петръ рече: «Да везете мя, где есть девица». И привезоша и в дом той, в немже бе девица. И посла к ней ото отрок своих, глаголя: «Повеж ми, девице, кто есть хотя мя уврачевати? Да уврачюет мя и возмет имение много». Она же не обинуяся рече: «Аз есмь . хотя и врачевати, но имения не требую от него прияти. Имам же к нему слово таково: аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его». И пришед человекъ той, поведа князю своему, якоже рече девица.

Князь же Петръ, яко небрегий словеси ея, и помысли: «Како князю сущу древолазца дщи пояти себе жену!» И послав к ней, рече: «Рцыте ей, что есть врачевство ея, да врачюет. Аще ли уврачюет, имам пояти ю себе жене». Пришедше же, реша ей слово то. Она же взем сосудец мал, почерпе кисляжди своея, и дуну на ня, и рек: «Да учредят князю вашему баню, и да помазует сим по телу своему, идеже суть струпы и язвы. И един струп да оставит не помазан. И будет здравъ!»