Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

И принесоша к нему таково помазание. И повеле учредити баню. Девицю же хотя во ответех искусити, аще мудра есть, якоже слыша о глаголех ея от юноши своего. Посла к ней съ единым от слуг своих едино повесмо лну, рек, яко: «Си девица хощет ми супруга быти мудрости ради. Аще мудра есть, да в сием лну учинит мне срачицу, и порты, и убрусецъ в ту годину, в ню же аз в бани пребуду». Слуга же принесе к ней повесмо лну и дасть ей и княже слово сказа. Она же рече слузе: «Взыди на пещъ нашу и, снем з гряд поленце,[801] снеси семо». Он же, послушав ея, снесе поленце. Она же, отмерив пядию, рече: «Отсеки сие от поленца сего». Он же отсече. Она же глагола: «Возми сий утинок поленца сего, и шед даждь князю своему от мене и рцы ему: в кий час се повесмо аз очешу, а князь твой да приготовит ми в сем утинце стан и все строение, киим сочтется полотно его». Слуга же принесе ко князю своему утинок поленца и речь девичю сказа. Князь же рече: «Шед, рцы девицы, яко невозможно есть в такове мале древце и в таку малу годину сицева строения сотворити!» Слуга же пришед, сказа ей княжю речь. Девица же отрече: «А се ли возможно есть, человеку мужеска возрасту вь едином повесме лну в малу годину, в нюже пребудет в бани, сотворити срачицу, и порты, и убрусецъ?» Слуга же отоиде и сказа князю. Князь же дивлеся ответу ея.

И по времени князь Петръ иде в баню мытися и повелением девица помазанием помазая язвы и струпы своя. И един струп остави не помазанъ по повелению девицы. Изыде же из бани, ничтоже болезни чюяше. На утрии же узрев си все тело здраво и гладко, развие единого струпа, еже бе не помазал по повелению девичю, и дивляшеся скорому исцелению. Но не восхоте пояти ю жену себе отечества ея ради и послав к ней дары. Она же не прият.

Князь же Петръ поехав во отчину свою, град Муром, здравствуяи. На нем же бе един струп, еже бе не помазан повелением девичим. И от того струпа начаша многи струпы расходитися на теле его от перваго дни, в оньже поехав во отчину свою. И бысть паки весь оструплен многими струпы и язвами, якоже и первие.

И паки возвратися на готовое исцеление к девицы. И якоже приспе в дом ея, с студом посла к ней, прося врачевания. Она же, нимало гневу подержав, рече: «Аще будет ми супружник, да будет уврачеван». Он же с твердостию слово дасть ей, яко имат пояти ю жену себе. Сия же паки, яко и преже, то же врачевание даст ему, еже предписах. Он же вскоре исцеление получив, поят ю жену себе. Такою же виною бысть Феврония княгини.

Приидоста же во отчину свою, град Муром, и живяста во всяком благочестии, ничтоже от Божиих заповедей оставляюще.

III

По мале же дний предреченный князь Павел отходит жития сего. Благоверный же князь Петръ по брате своем един самодержец бывает граду своему.

Княгини же его Февронии боляре его не любяху жен ради своих, яко бысть княгини не отечества ради ея; Богу же прославляющу ю добраго ради жития ея.

Некогда бо некто от предстоящих ей прииде ко благоверному князю Петрови навадити на ню, яко: «От коегождо, — рече, — стола своего без чину исходит: внегда бо встати ей, взимает в руку свою крохи, яко гладна!» Благоверный же князь Петръ, хотя ю искусити, повеле да обедует с ним за единым столом. И яко убо скончавшуся обеду, она же, якоже обычай имеяше, взем от стола крохи в руку свою. Князь же Петръ приим ю за руку и, развед, виде ливан добровонный и фимиян. И от того дни остави ю к тому не искушати.

И по мнозе же времени приидоша к нему сь яростию боляре его, ркуще: «Хощем вси, княже, праведно служити тебе и самодержцем имети тя, но княгини Февронии не хощем, да господьствует женами нашими. Аще хощеши самодержцем быти, да будет ти ина княгини. Феврония же, взем богатество доволно себе, отоидет, аможе хощет!» Блаженный же Петръ, якоже бе ему обычей, ни о чесомже ярости имея, со смирением отвеща: «Да глаголита к Февронии, и якоже рчет, тогда слышим».

Они же, неистовии, наполнившеся безстудия, умыслиша, да учредят пиръ. И сотвориша, и егдаже быша весели, начаша простирати безстудныя своя гласы, аки пси лающе, отнемлюще у святыя Божий даръ, егоже ей Богъ и по смерти неразлучна обещал есть. И глаголаху: «Госпоже княгини Феврония! Весь град и боляре глаголють тебе: дай же нам, егоже мы у тебе просим!» Она же рече: «Да возмета, егоже просита!» Они же, яко единеми усты, ркоша: «Мы убо, госпоже, вси князя Петра хощем, да самодержьствует над нами. Тебе же жены наши не хотяхут, яко господьствуеши над ними. Взем богатество доволно себе, отоидеши, аможе хощеши!» Она же рече: «Обещахся вам, яко елика аще просите — приимете. Аз же вам глаголю: дадите мне егоже, аще аз воспрошу у ваю». Они же, злии, ради быша, не ведуще будущаго, и глаголаша с клятвою, яко: «Аще рчеши, единою без прекословия возмеши». Она же рече: «Ничтоже ино прошу, токмо супруга моего, князя Петра!» Реша же они: «Аще сам восхощет, ни о том тебе глаголем». Враг бо наполни их мыслей, яко аще не будет князь Петръ, да поставят себе инаго самодержьцем: кииждо бо от боляръ во уме своем держаше, яко сам хощет самодержец быти.