Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

И младыи же князи к собе и къ своимъ бояромъ начаша глаголати: «Слышахомъ, еже родители наши зваху дядею сего отца Петра, дедъ бо нашь много у него сребра взя и братася с ним въ церкви, а родъ татарьскы, кость не наша, что се есть намъ за племя? Сребра нам не остави ни сей, ни родители наши». И такими беседами беседующимъ им и не искаху чюдотворениа святых апостолъ, а прародитель забыша любовь. И тако пожиша лета многа, зазирающим Петровым детемъ, еже въ Орде выше их честь приимаху. Сыну же Петрову родишася сынове и дщери, и въ глубоце старости къ Господу отъиде.

Внукъ же Петров, именемъ Юрие, якоже навыче у родитель своих честь творити святей Госпоже Богородице в Ростове, и гривны на ню възлагати[111] и пированиа владыкамъ и клиросу и собору церковному и праздникомъ святых апостолъ Петра и Павла и памяти ради, и творити родитель и прародитель и вечнаа их память по вся лета.

Ловцем же их задевахутся рыбы паче градскых ловцемъ. Аще бы играя, петровстии ловци въвръгли сеть, то множество рыбъ, а градстии ловци, тружающеся много, оскудеваху.

И реша же ловци князем: «Господине княже, аще петровьстии ловци не престануть ловити, то езеро наше будеть пусто. Они бо вся рыб поимаху». Правнуци же стараго князя глаголаша Юрию: «Слышахом исперва, еже дедъ вашь грамоты взя у прародитель наших на место монастыря вашего и рубежи землям его, а езеро есть наше, грамоты на нь не взясте, да уже не ловят ловци ваши». И събыстся пророчество стараго князя, брата царева Петра, иже рече о обиде внук пред грамотою.

Слышавше сиа Юрие, внукъ Петров, и поиде въ Орду, сказася правнукъ брата царева. Дяди же его честьми мнозими почтиша его и дары многы даша и посолъ у царя исправиша ему. Прииде же посолъ в Ростов и съде при езере у святаго Петра и Павла. И бысть боязнь княземъ царева посла, суди их съ внукомъ Петровым. Юрий же пред посломъ положи вся грамоты, и посолъ възрев на грамоты и рече княземъ: «Не лож ли суть грамоты сия купля? Ваша ли есть вода, есть ли под нею земля? Можете ли воду сняти съ земли тоя?» И отвещаша князи: «Ей, господи, не ложъ грамоты сиа. А земля под нею есть; вода наша есть отчина, господи. А съняти ея не можем, господи». И рече посолъ царевъ, судиа: «И аще не можете сняти воду съ земля, то почто своею именуете? А се творение есть вышьняго Бога на службу всем человеком». И присуди по земле и воду Юрию, внуку Петрову, посол царевъ: «Како есть купля землям, тако и водамъ». И вдаст Юрию грамоту съ златою печатию по цареву слову и отъиде. Князи же ростовстии и не можаху зла сътворити ничтоже Юрию. И утишися житие их и на многа лета. И славяху Бога, якоже навыкоша у родитель и творити память святым апостоломъ съ слезами и радостию, поминающе съ въздыханиемъ чюдеса их, и памяти поминати годовнии родители съ великыми милостынями.

И възрасте же правнукъ Петровъ — у Юрия сынъ Игнатъ. И при его животе съдеяся сия.

И прииде Ахмылъ[112] на Рускую землю и пожже град Ярославль и поиде к Ростову съ всею силою своею, и устрашися его вся земля, и бежаша князи ростовьстии, и владыка побеже Прохоръ.[113] Игнат же извлекъ мечь и согони владыку и рече ему: «Аще не идеши со мною противу Ахмыла, то самъ посеку тя. Наше есть племя, сродничи». И послуша и его владыка съ всем клиросом, в ризахъ, вземъ крестъ и хоруговь, поиде противу Ахмыла. А Игнатъ пред кресты съ гражаны и, вземь тешь царьскую — кречеты, шубы и питие, край поля и езера ста на колену пред Ахмыломъ и сказася ему древняго брата царева племя: «А се есть село царево и твое, господи, купля прадеда нашего, идеже чюдеса сътворяхуся, господи».

Страшно же видети рать его вооружену. И рече Ахмылъ: «Ты тешь подаеши, а си кто суть в белах ризахъ и хоруговь сиа, егда сещися с нами хотят?» Игнат же отвеща: «То богомолци царевы и твои суть, и да благословять тя, а се ношаху божницу по закону нашему».

В то же время у Ярославля в тяжце недузе бысть сынъ Ахмыловъ, въжахут его на возилех. И повеле привести сына, да благословити. Владыка же Прохоръ святивъ воду и вда ему пити, и благослови его крестомъ. И бысть здравъ. Ахмыл же видевъ сына здрава, и сниде с коня противу крестовъ, и въздевъ руце на небо, и рече: «Благословенъ Бог вышний, иже вложи ми въ сердци ити до зде. Праведенъ еси, господи епископъ Прохоръ, яко молитва твоя въскреси сына моего. Благословен же и ты, Игнатъ, иже упасе люди своя и съблюде град сей. Царева кость, наше племя; еже ти зде будеть обида, да не ленися ити до нас». Ахмыл же, вземъ 40 литръ сребра, вдасть владыце, а 30 литръ[114] вдасть клиросу его, и взя тешь у Игната, целова Игната, и поклонися владыце, и взыде на конь и отъиде въсвояси. Игнат же проводи Ахмыла и възвратися съ владыкою и съ гражаны, възрадовася и, певъ молебны, прославиша Бога.

Дай же, Господи, утеху почитающимъ и пишущимъ древнимъ с их прародитель деание, и зде и въ будущемъ веце покой, а Петрову всему роду съблюдение и умножение животу. И не оскудеет радость бес печали, вечная ихъ памяти до скончаниа мира.