Когда же троянцы увидели такое войско и множество собравшихся воинов, то созвали отовсюду своих союзников: карийцев, ликийцев, мизийцев, и меонов, и фригийцев, и сплотили все азиатские племена и народы, жившие вдали от моря и на побережье, и выставили против эллинов бесчисленное войско. И день за днем проходил в боях. В городе же в том, в Трое, из жителей было более пятидесяти тысяч мужей-воинов. И сначала яростно вступали они в битву и, храбросердые, в бою полки разбивали, но когда поняли, как жаждет боя Ахиллес, и как искусен он в битве, и как горяч, и увидели храбрость и мужественную дерзость его, засели в стенах крепости и не решались биться с эллинами, пока все переворачивающая и все разрушающая, источник всех зол — я говорю о зависти — не угасила доблесть Ахиллесову и не придала троянцам дерзости, когда он ослабел. А причиной скорби его и гнева явилось убийство Паламеда, безвинно погибшего. Как все случилось и кто совершил это, расскажу.
Нисиотянин Одиссей питал к Паламеду лютую ненависть и таил злобу в сердце, ибо Паламед был славнейшим из эллинов и все, словно богу, ему внимали и питали к нему сердечную любовь. Ибо он предвидел чумы огненосные стрелы и сообщил всем эллинским воеводам и всем, кто погибал от этого бедствия, он помог эллинам остаться невредимыми, советуя и словом успокаивая или же примером уча их полезному. Поэтому Одиссей и пылал завистью, видя, как сильно любим всеми Паламед, а на него, Одиссея, смотрели, как на одного из многих. Потому-то возводил он наветы, и злые козни плел, и распускал слухи, полные клеветы. И пока был тут крепкорукий Ахиллес, бесплодными оставались происки сына Лаертина, и все, что городил он против Паламеда и что сшивал, не прочнее оказывалось паутины, но когда Ахиллеса послали вместе с другими храбрецами на битву с союзниками троянцев, взял тот с собою Паламеда (ибо всегда желал быть вместе с ним), тогда и обрел коварный тот муж <Одиссей> свободу и прежде всего воспользовался царским простодушием, явившись к нему с показной любовью: «Хочет, о царь, власти эллинской крепкорукий Ахиллес: раззадоривает на то его юность. И Паламеда, о чем горько говорить, совратил и сделал своим союзником и поспешником. Вскоре вернутся они, окончив поход, и тебе быков пригонят и стада овец, а у себя скроют богатые сокровища, которыми подкупят влиятельнейших из эллинов и против тебя их поднимут, чтобы лишить тебя власти». Услышал все это царь и поверил, и дал себя убедить, и последовал советам создателя этой лжи. И тут призван был Паламед, и, оставшись один, попал он в сети вражеские. И оклеветан был, будто бы он троянцам хочет предать эллинов, и был забит насмерть камнями — о горе, что зависть творит! — и ничего не успел сказать, кроме таких слов: «О, бедная истина, к тебе взываю с плачем: ты раньше меня погибла и умерла!»
И вот явился Фетид, овеянный славой победы, и узнал о случившемся, пожалел Паламеда, и горько оплакал его, скорбя, а эллинам заповедал, чтобы не выходили они биться и помогать. И с той поры преисполнились дерзостью Гектор и его союзники, и сходились они в жарких схватках с эллинами, и много было тогда убито и пало в бою, и кровопролитие было, и гибель мужей, и вопли, и озера крови. И падали как колосья эллины, и ослабели духом, и под градом напастей раскаивались в своих прегрешениях. И лучшие из высокоумных с мольбой обратились к Фетиду, чтобы простил он их, но не внимал им Ахиллес, не склонялся <к мольбам> до тех пор, пока не пал Патрокл, которого он очень любил, от руки могучего и доблестного Гектора, и это побудило Ахиллеса выйти на бой с троянцами. Вышел Ахиллес на битву, словно огнем распален; и громит полки, и избивает лучших из воинов и с ними Гектора, бывшего опорой троянцев, мужа могучего и храброго, выросшего в доспехах, носящего на груди шрамы бесчисленные с тех еще времен, когда до нашествия эллинов боролся он с дикими быками.
Когда же был убит Гектор, дерзкий сердцем, Приам обратился за помощью к амазонкам, и снова разгорелись ожесточенные бои, и многие погибли. Всеми оставлен был несчастный старец, и к Давиду, царю иудейскому, посылает, прося у него помощи. Но Давид не дал ему, либо потому что воевал с иноплеменниками, либо сторонясь эллинов и варваров, ибо они не знали Бога, а поклонялись идолам, и опасаясь, как бы не впали в тот же грех евреи, если будут посланы на помощь к <осажденным> троянцам, имеющим естественную склонность к пороку. Тавтания же, индийского царя, Приам умолил, и Мемнон явился с бесчисленным войском. Воины-индиане все были темнолики, так что эллины, увидев их необычный вид, испугались облика их и оружия, и испугались зверей, которых кормят индийцы, и задумали бежать под покровом ночи и снять осаду Трои. Но, однако, выступили против темноликих, и индийскою кровью обагрились поля, и струи Скамандра побагровели от крови.