Опять сильные морозы — до 30 градусов. Это очень красиво — комбинат выпускает на воздух целые океаны пара, на закате пар и дым приобретают необычно яркий цвет пурпура, все небо густо-розовое и что самое необычайное — совершенно красные снега. Но во время морозов у меня начинает побаливать сердце — очень разреженный воздух.
Я переменил комнату в той же гостинице. Теперь моя комната № 1. В той было беспробудное пьянство (пьют здесь как в «Унтиловске» Леонова), дебоши, драки, швыряние бутылками и т. д. Ни работать, ни отдыхать было немыслимо. Сейчас со мной три очень тихих и славных инженера — комната № 1 здесь специально отводится для непьющих.
Получил письмо от Влад. Семеновича и Фраермана. Вл. Семенович прислал очень мрачное письмо, полное зависти и жалоб. Должно быть, живется тяжело.
Пишу ночью. Завтра напишу в РОСТу относительно перевода денег на обратную дорогу
Скажи Димушке, что я привезу ему много интересных историй, — пусть ждет.
Прости за такое растрепанное письмо — эти дни много писал для «Рабочей газеты», и пришлось здесь проводить всякие сложные вещи — социалистические счета и т. п. Поэтому немного устал
Целую. Пиши (комната № 1).
12 декабря 1931 г. Березники
Крол, родной. Получил сегодня твое письмо, написанное па почтамте. Из него я понял, что ты рвешься и работаешь свыше всякой меры. Не забывай, что и ТАСС и РОСТа — учреждения, где любят выезжать на добросовестности, и потому надо поставить работу в твердые рамки. Прежде всего возьми себе выходной день, а потом не перегружайся поручениями.
До отъезда из Березников осталось 12 дней, — 50 дней я уже «отсидел», вернее, отбегал. Вчера послал последний (десятый) очерк в «Раб. газету». Очерки вышли хорошие, много интересных вещей и незаурядный фон. До отъезда успею написать очерки для «Крокодила».
Из очерков для «Раб. газ.» получается книжечка в
3 листа. В Москве я ее отделаю, дополню — это займет два-три дня — и сдам в одно из издательств.
Пусть Роскип подписывает договор — книгу о нефтяном и-уте я ему сдам. Возможно, придется для этого на неделю съездить в Ленинград. Не писал последние дни, т. к. кончал очерки для «Раб. газеты». Кроме того, было много работы для РОСТА, но, к сожалению, телеграммы последних дней вряд ли попадут в газеты. Произошел взрыв парового котла высокого давления. Я был за стеной, у главного инженера — впечатление потрясающее. Прекрасно работали англичане, — они совершенно не растерялись. Сейчас много возни с аварией — комиссий, заседаний, обследований. Почти полярная ночь действует очень болезненно — из нашей комнаты я один держусь и много двигаюсь, — остальные все свободное время лежат, жалуются на апатию, бессонницу, страшную усталость. Бессонница действительно — здешняя болезнь. Встаешь в темноте, только к 12 часам наступают сумерки, а в два часа начинает темнеть. Солнце идет по краю горизонта, нижняя его часть не видна. От восхода до сумерек — впечатление сплошного заката — все в багровом дыму. Топят здесь по-сибирски, раскаляют печи и спят все в поту. Должно быть, из-за этого у меня никак не проходит бронхит — вот уже четвертую неделю.
Скажи Димушке, чтобы ждал папу 28-го или 29-го днем. Я думаю, что после моего приезда тебе будет гораздо легче. Я рвусь в Москву — здесь уже все главное я изучил и за эти дни приведу в порядок свой материал. Страшпо стосковался.
Ответить мне на это письмо ты не успеешь — ты получишь его числа 18-го. Если ответишь 19-го, то я получу за день до отъезда. Боюсь, что РОСТА подведет с деньгами. Один раз на мое требование аванса они наивно запросили: «Сообщите, чем объясняется требование денег». Большего идиотизма я не встречал. Я отправил телеграмму, что мне нужно покрыть крупные карточные долги, но потом ее задержал во избежание скандала. Устраиваюсь здесь так, чтобы в случае задержки денег выехать, не дожидаясь перевода.
Целую. Кот.
1932–1935
13 мая 1932 г. Мурманск
Никак не могу привыкнуть к незаходящему солнцу — пишу в 9 часов вечера и смотрю, как солнце не опускается, а катится вдоль горизонта.
Завтра днем выезжаю в Петрозаводск — буду там рано утром 16 мая. Получила ли ты мою открытку об удостоверении от «Водного транспорта». Соня забыла его мне вернуть. Вышли его в Петрозаводск.
Отвезла ли вчера Димушку?
Вчера несколько часов провел в местном музее — подбирал материал. Есть интересные вещи, хотя я и убедился, что глубокого знания Севера у нас еще нет, — я говорил со знатоками, просматривал литературу — все это носит какой-то хищнический характер, характер поспешного высасывания богатств.
Сегодня впервые ел треску — очень вкусно, рыба наполовину состоит из жира.
Потеплело, днем было даже жарко, но страшная грязь — тает, и с гор через город несутся целые реки.
Целую. Кот. Привет Ивану Георгиевичу.
Я пишу каждый день — это уже пятая открытка.
Написал открытку маме о том, что в 20-х числах мая (в конце месяца) буду в Москве.
Привет Фраерману и Роскину.
20 мая 1932 г. Петрозаводск