Том 9. Письма 1915-1968

На все письма я теперь отвечаю сейчас же, чтобы не огорчать Зверуныо, — даже на самые незначительные. Вчера послал письмо красноармейцу из города Керки в Средней Азии — он мне прислал очень хорошее письмо, ты его, должно быть, помнишь.

Я согласился (принципиально) писать биографию Шевченко, — получил второе письмо от Фадеева, отказываться от этой работы очень неудобно.

Целую тебя очень-очень

Поцелуй Серого и скорей пиши. Твой Па.

1939

Н. Н. НИКИТИНУ

21 февраля 1939 г.

Николай Николаевич, дорогой, — не ругайте меня последними словами! Я в Москве так измотался, что ничего не успеваю сделать. Условимся иначе — первый же рассказ, честную прозу (все прочее есть гиль) пришлю Вам для «Резца». Если я этого не сделаю, то Вы проклянете меня на вечные времена.

На днях собираюсь в Свердловск — с Роскиным, Симоновым, Вовой Ермиловым. Задание туманное — «творческая» помощь уральским писателям. Чем? Как? Ничего не понятно. Как хорошо, что, когда Вы, и я, и все наши сверстники начинали писать, к нам не приезжали никакие бригады и не рылись в наших рукописях.

Арон все дни и ночи сидит в клубе, играет на бильярде, курит, пьет чачу и рыжий кофе из гималайского жита и потому пожелтел, как маркер.

На апрель все собираемся в Ялту. Не удастся ли Вам отложить Дальний Восток?

Новостей литературных нет. Есть театральные. В ТЮЗе идет «Сказка» Светлова — изумительно! Настоящая и большая поэзия. Удивительно, как Брянцев мог «завалить» такую чудесную пьесу.

В Москве — слякоть, дым, все потеряло цвет, как будто изъедено какой-то кислотой (кислотой скуки). Месяц московской жизни я готов променять на один час, проведенный на набережных Невы.

Вместо отрывка из пьесы посылаю Рэнэ Ароновне и Вам замысловатый кроссворд. Поломайте над ним голову.

Привет Рэнэ Ароновне. Валерия Владимировна и Сережка кланяются.

Всего хорошего. Ваш К. Паустовский.

В клубе был вечер, посвященный зоопарку. Сотрудники зоопарка выпустили на пол несколько десятков змей (неядовитых). Среди пьяных была невероятная паника (змеи заползли в ресторан).

В. В. НАВАШИНОЙ

4 апреля 1939 г.

<^…^> Получил твою записочку от 31 и киевскую телеграмму. В Киев я отвечаю сегодня

У Валуева есть один экземпляр пьесы, но в том варианте, который еще не прошел через репертком. На днях я пришлю тебе окончательный вариант, ты его дашь переписать машинистке и отправишь в репертком (я напишу, как это сделать). Тогда с пьесой будет сделано все

Все ждут здесь подробностей о смерти Макаренко. Дерман пишет о нем статью.

В этом году народ очень неинтересный, и наша компания держится особняком и очень выделяется. Вчера приехал А. — приятель Роскина. Он оказался очень до брым и веселым человеком. Единственный его недостаток, как говорит Дерман, тот, что его «слабит» остроумием, — острит он не переставая.

С Гехтом и Роскиным ходили в Массандровский парк — там очень хорошо, но все же весна здесь поздняя — только набухают почки, зелени еще мало. Уже тепло — 15–17 градусов, но сегодня с утра с гор задул норд-ост при совершенно безоблачном небе. Ходили вчера с Гехтом и Гроссманом в горы по Псарскому шоссе. В город я не хожу — там опять ремонтируют набережную, пыль, много больных. Один только раз Гехт потащил меня к молодому писателю Козачинскому. Он болен и живет с матерью в городе, в доме, где жил двадцать лет и умер Найденов. Там много очень интересных фотографий Чехова, Бунина, Арцыбашева, многих актеров и старых писателей. Козачин-ский — очень любопытный человек, бывший одесский бандит. Его поймал и арестовал Евгений Петров (когда был начальником угрозыска). Теперь они друзья.

Вот и все здешпие новости. Я начал писать. Пишется легко, масса времени для работы, я отдыхаю от звонков и обязательств. Сегодня вечером должна быть первая «американка». Читать будет, конечно, Гехт. Роскин прочтет четыре подлинных и еще неизвестных письма Чехова (он купил их у жены Федорова за тысячу рублей). Пиши, Звэра, зеленоглазая, сероглазая крикунья. Целую тебя очень и Серого тоже.

Твой Па.

Это письмо отнесет на почту Дерман.

В. В. НАВАШИНОЙ

6 апреля 1939 г.

<…> Я пишу тебе письмецо вечером. Утром ездили на Учан-Су, в нем очень много воды и много радуг, но много и курортпиков в тюбетейках со страшными лицами. Весь день работал. Первый раз приходил доктор-водовоз. Спрашивал о тебе и Сером. Выслушал меня и ничего не нашел, ни в легких, пи в бронхах. Не нашел никаких признаков склероза. Говорит, что в моем возрасте это редкость.

Сегодня утром было необыкновенное зрелище — подул ветер и с деревьев, с пихт и сосен, туманом поднялась пыльца. Деревья дымились так, что их почти пе было видно. В течение получаса даже не было видно гор, как во время сильного тумана. Событие это вызвало массу разговоров. Зверунья, я взял и выкрасил белым камнем (он называется «альбин») свои серые туфли, и получилось очень хорошо — они ослепительно белые и совсем не пачкают.