Здесь распространился слух, что из Чистополя возвращают всех с семьями. Уезжают отсюда почти каждый день. На днях уехали Шкловский, Виноградская, Кончаловская. Алма-Ата пустеет. Остающиеся нервничают. Особенно жалко Промптова. Петя уже переволновался и, кажется, успокоился.
Был здесь С. Если то настроение, какое он привез сюда (разговоры о храбрых и трусах, о карьере, представление о войне, как о выгодном предприятии, когда можно сделать себе «имя», важность и, по существу, полную беспринципность), характерно для «воздуха Москвы», то это довольно противно. С. привез мне приглашение от Ор-тенберга (из «Красной звезды»), но я счел за благо не давать окончательного ответа. Вышло удачно, потому что вскоре после этого пришла телеграмма от Поспелова из «Правды» — приглашает быть постоянным, но «вольным» сотрудником «Правды». Это даст возможность жить в Солотче, писать для «Правды» (по рассказу в месяц) и числиться официальным сотрудником, что должно, мне кажется, помочь солотчинским делам.
На днях меня вызывали на переосвидетельствование в военкомат, зачеркнули штамп «годен» и поставили новый «ограниченно годен 2-ой степени». Что это значит — я не знаю. Опытные люди говорят, что это нечто вроде белого билета. Нашли у меня грудную жабу. Я понемногу задыхаюсь, особенно по ночам, но все же легче, чем раньше. Броню продлили до 1 апреля.
Что слышно с Солотчей? Очень мы боимся, что не застанем Вас в Москве. По сельскохозяйственным расчетам (при консультации Миши) в Солотче надо быть не позднее конца марта.
В Москве у нас будет время в обрез, чтобы устроить все литературные, театральные и прочие дела и ехать. Семена привезем отсюда…
Настроение у всех в результате сводок очень поднялось.
Завадский ждет от Вас пьесу. Боится, что Вы о ней забыли. Таиров прислал телеграмму, что премьера — в конце января (старик был очень болен).
Да, кстати, Ж. собирается в Москву (один). Он здесь измучил всех своими маленькими делами. Приходит только звонить по телефону. Высох и озлобился. Шурочка при встречах язвит по поводу того, что они, Ш. стали «близкими родственниками» для нас всех.
Единственное, что здесь терпимо, — это зима. Солнечная, сухая, теплая. У нас топят, свет пока горит. Питаемся скудно…
Таня Арбузова, затаив дыхание, ждет вызова <…> Зощенко загадочен и мрачен. Но, в общем, все здесь опротивело невероятно.
Мы говорим и думаем только о Москве и Солотче. Я устал за последнее время — много работал. Хочется хотя бы небольшого покоя, а о Прорве или какой-нибудь лесной дороге на Черное озеро я думаю, как о сказочной стране. Лишь бы было все хорошо.
До сих пор ведь все еще очень туманно. Один Миша не теряет предприимчивости, ушел пешком за 100 километров на охоту — бить фазанов. На две недели. Надеется принести 100 штук.
У Вали очень много предотъездной возни. Фунтик впал в зимнюю спячку.
Привет всем друзьям — Ване Халтурину, Гехту, Гроссману, Коле. Он молодец, Коля. Были здесь хорошие слухи о Роскине, но, к сожалению, не подтвердились.
Целую Вас и Валю крепко. Скоро увидимся.
Ваш Коста.
Дорогой Александр Яковлевич, — простите меня, грешного, за то, что не писал так долго. Болезни, срочная работа, сборы в Москву — все это очень утомило и не дало мне возможности спокойно посидеть над письмами. Спасибо за телеграммы. На днях узнал от Токаревой (вернувшейся из Москвы), что Вы опять хвораете. Мне все кажется, что виной этого не только Ваша неистовая работа, но и сибирские морозы. Я тоже задыхаюсь всю зиму, а сейчас, на самом кануне отъезда в Москву, сижу с каким-то гнусным «холодным» гриппом. Слух о Вашей болезни для меня подтвердился тем, что не было телеграммы о премьере (в конце января, как об этом писал мне Оттен).
Очень обидно, что не удастся мне увидеть премьеру в Барнауле, но я утешаю себя тем, что увижу ее в Москве на Тверском бульваре, в знакомом и милом здании Камерного театра. От разных театральных людей, курсирующих в Москву и обратно, я слышал, что Камерный театр в начале лета уже должен быть в Москве. Значит, скоро увидимся и поговорим о новой романтической, западной, искристой пьесе, которую я собираюсь писать для Вас. До сих пор, памятуя наш последний разговор, я никому пьесу не показывал, но слухи ползут, и поставщики меня осаждают. Мне очень хотелось бы знать, как Вам работается над пьесой, как актеры, как Вы ее сократили (она ведь очень длинная, и хоть бы одним глазком взглянуть в щелку).
Собираемся мы выехать отсюда числа 10–12. Я без большой необходимости не выхожу из дома… Много работаю. Написал четыре связанных жанром коротких сценариев об Одессе, Севастополе, Ленинграде и Сталинграде (об осажденных городах). Их уже ставят, и режиссеры говорят, что по существу это не сценарии, а маленькие пьесы для театра. Вот видите, как я заразился драматургией.