Том 9. Письма 1915-1968

Был в Союзе (масса дел — бытовых, наладить быт очень сложно и трудно). Видел Жарова, он расспрашивал о тебе (знает о тебе от своего сына). Жаров — блестящий моряк с невероятными погонами. При встречах все целуются и бурно приветствуют. Встретил Квитко — сильно поношенного. Уже наседают журналы и газеты, и Звэра молодец, что заставила меня в Алма-Ате переписать все рукописи, — остается только раздавать их по редакциям. Фунт в восторге от Москвы, устраивает непрерывные бега по комнатам, благо — квартира огромная. Сейчас идем со Звэрой на «санобработку» — без этого нельзя прописаться…

Старушка из Солотчи прислала письмо — просит поскорей приехать и заключить купчую на дом с усадьбой и со всем содержимым, т. к. она очень слаба и вот-вот умрет. О деньгах уже нет и речи, — она хочет только одного — чтобы дом попал в наши руки. Очевидно, числа 15 марта я с Рувцом поедем в Солотчи дня на три совершить эту операцию. А может быть, поедет только один Рувец… Целую тебя крепко.

Твой Коста — очень любящий и стареющий.

С. М. НАВАШИНУ

4 апреля 1943 г. Москва

Серяк, дорогой, очень долго не писал тебе из-за своей поездки в Солотчу. Ездили мы с Рувимом через Владимир и Туму. Дорога довольно сложная, с двумя пересадками. Во Владимире (чудесном старинном городе с Кремлем и соборами) надо сутки ждать поезда на Туму. От Тумы ходит все тот же поездок, но пейзаж немного изменился, — в лесах устроены завалы, между Солотчей и Заборьем — огромные, уже осыпавшиеся рвы и заграждения. Провели в Солотче пять дней, купили дом, устраивали множество хозяйственных дел (землю под огороды, семена, дрова, сено, навоз и т. под.). Была весна, распутица, луга уже были непроходимыми. Местные власти встретили нас весьма почтительно, обещали во всем помочь. Очепь грустно было в бане увидеть все наши вещи, забытые письма, знакомые удочки, рыболовные книги. Трудно было поверить, что и старый дом и сад — все это теперь наше. Вообще, ощущение нереальности не оставляет меня со дня приезда в Москву. Живешь как сквозь сон. Очевидно, чувство полной реальности вернется, когда мы опять будем все вместе и окончится война.

Обратно ехали еще сложней — снова через Владимир (через Рязань уже дороги нет, по Оке идет «орловская» вода). Чтобы не сидеть сутки во Владимире, доехали на машине от Владимира до станции Петушки, а оттуда до Москвы — на пригородном поезде. В дороге десятки баб с мешками картофеля подымали руки, просились в машину, но шофер брал только тех, которые в поднятой руке держали пачку папирос, «мерзавчик» водки или два яйца. В дороге я, конечно, простудился. Насморк. Была ужасная погода — мокрый снег, дождь, грязь по колено, и даже мои бутсы не выдержали и промокли. Сейчас понемногу отлеживаюсь. Самое трогательное, что я видел в дороге (среди многих страшных вещей), это собачка «Дымок», которая провожала в вагоне узкоколейки на фронт своего хозяина — бойца из Спас-Клепиков.

До отъезда в Солотчу осталось дней двадцать, и за эти дни придется проделать героическую работу — сейчас ведь здесь, в Москве, все очень сложно…

Тон жизни в Москве (если отбросить всякие ведомственные сложности) совсем не тот, что в Алма-Ате, — все очень дружно живут, как на большом корабле. Много общих смешных хозяйственных дел — то Шкловский прибегает советоваться по «китиным» делам, то Нпкитин приходит молоть кофе, то Дора Серг. прибегает за чем-нибудь. На днях приехали из Алма-Аты Петя Семынин и Промп-тов. Старик Федюкин подарил мпе свои новые книги — пьесу и воспоминания о Горьком с весьма трогательными надписями. Получили большое письмо от Таирова и Ко-онен — пишут, что премьера 31/111 (все откладывается из-за болезни стариков)… Малый театр как будто собирается ставить «Рыцарей». Многие рассказы я уже роздал. В морском издательстве выходит книга рассказов. Но только сейчас отдам в печать повесть, боюсь, что ее не будут печатать. Приходит ли к вам журнал «Красноармеец»? Там будут два моих рассказа.

Твой Коста.