Том 9. Письма 1915-1968

Томный Завадский уехал в Алма-Ату работать над «Рыцарями». Не знаю, писал ли я тебе, что Дзиган ставит во Фронтовом театре мои «Города». Это — дела театральные. Литературные тоже идут понемногу, но в Солотче я буду писать «для себя» — вторую часть «Дыма отечества» п автобиографическую повесть — огромную и очень свободную по жанру — это будет и автобиография, и сотни людей, и пейзажей, и эпоха, и всякие размышления. Звэра этому очень радуется. И мне самому очень хочется ее писать не торопясь, по-настоящему.

Старик Федюкин засел за роман, заткнул телефон подушкой, но в перерывы от работы читает «Жильцов старого дома» — и удивляется, из чего надо заключить, что до сих пор он меня почти пе читал.

Твой Коста.

С. М. НАВАШИНУ

20 мая 1943 г. Солотча

Серячек, дорогой, это первое письмо из Солотчи. Звэра приехала сюда на два дня раньше, чем я (с Лизой и Фраерами). Я приехал на машине «Красной звезды» со всеми вещами. Машину дали старую, с «кладбища», но опа дотащила весь груз и ни разу не останавливалась. Звэра без меня была очень испуганная, даже плакала, когда меня увидела… Из Солотчи я тебе не писал так долго, так как была дикая возня с огородом. Достали участок земли в лугах — очень большой (4/10 гектара) на берегу Старицы… Самое главное с огородом сделали. Кроме того, посадили в лугах свеклу (очень много) и на днях посеем просо (тоже в лугах). Остальные овощи будем сажать в саду, где уже перекопали и «протяпали» много земли. Все приходится делать самим — и Звэра «тяпала» землю и сажала картошку и свеклу. Возиться с землей очень приятно… Приводим постепенно в порядок сад и скоро займемся домом. В саду цветет сирень — очень пышно и густо* и у нас в комнате (в бывшем) роскинском кабинете стоят большие букеты. Вчера Звэра с Лизой ходили в Дубки и принесли ландыши, много всяких цветов. Рыба эти дни не клюет — стало холодно, был град и очень холодные грозы… Нам очень повезло с посадкой, как только мы посадили — сейчас же после страшной засухи и жары пошли прохладные дожди. В саду, несмотря на то что мы спилили на дрова высохшие яблони (они заражают сад гусеницей), уже хорошо — распускается на беседке дикий виноград, отцветают вишни, цветет райское яблоко — все очень мшистое, старенькое и трогательное. Все мы очень загорели, но и похудели от работы. Я немного измотался и в Москве, и первые дни здесь (бесконечные переговоры во всяческих учреждениях), но сейчас уже виден отдых. В июне будем устраивать пасеку — это, оказывается, не так трудно, как нам казалось. В Ворсках есть мастерская, которая делает ульи, а главный районный агроном обещает дать нам пчел, вощину и научить «пчеловодству». Поставим три улья в саду, в глубине, — каждый улей должен в среднем дать 25 кило меду. Прости меня за это сельскохозяйственное письмо, но это, оказывается, очень увлекательное дело (трудное только в начале). Рувец работает, как землекоп, но в делах агрономических обнаруживает полное невежество и лишь постепенно начинает соображать что к чему. Он уже оправился…

Я сейчас тороплюсь в здешний Кремль (монастырь), где собрались все районные учреждения. Звэра сегодня тебе напишет. Она сейчас идет в сад — поработать в огороде. Лиза — тихая и краснощекая и очень гордится тем, что с ней советуются обо всяких агрономических делах.

Целую тебя очень-очень. Твой Коста.

«Лермонтов» разрешен «на экран». Но пока я его не увижу на экране, я в это не поверю.

О московских делах и о прочем напишу тебе немножко позже, когда кончится «посевная кампания» (через депь-два).

Дорогой Константин Александрович, — пишу Вам в состоянии тихого бешенства. Жильцы до сих пор не съехали (несмотря на искренние и беспрерывные усилия и местных и рязанских властей), мы все еще теснимся в полу-торах комнатах, и поэтому приезжать пока что некуда. Ждем со дня на день, когда наконец освободится дом, ежедневно слышим одно и то же слово «завтра», но «завтра» не приносит ничего утешительного, кроме все тех же почти непрерывно дерущихся за стеной соседей-жильцов. Должен признаться, что таких чудовищных людей я еще не встречал в своей жизни, хотя и видел множество людей растленных и ничтожных.

Закрепление «на земле» оказалось делом невероятно сложным и медленным. Более или менее сносная устроеп-пость маячит где-то очень далеко, пока что жизнь очень трудная, связанная с беспрерывной возней и для Валерии Владимировны и для меня. Все ново, всему надо учиться, и добыванье даже каждого пустяка берет уйму сил и времени. Временами, в минуты усталости, хочется бросить все и возвращаться в Москву, что и придется сделать, если дом до зимы не освободится. Но мы пока что боремся и не позволяем себе терять надежду.