Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Ты видишь, что я тебе ничего не запрещаю; но один из вас должен следовать за мною.

— Кто?

— Бей.

— Почему именно он?

— Вы, собственно, не мои пленники, только он один.

— Тем не менее он останется со мною, потому что я даю тебе слово, что он не убежит. А это слово прочнее стен этого дома, куда ты хочешь его заключить.

— Ты ручаешься за него?

— Своей жизнью. У меня есть право застрелить каждого, кто хочет убить мою собаку. Я буду этим правом пользоваться и дальше. Запомни это. Однако как твой брат сможет доказать, что он стрелял не в меня, а в мою собаку?

— Он это говорит.

— Тогда он плохой стрелок, потому что он попал не в собаку, а в этого эмира из Инглистана.

— На самом деле он целился лишь в собаку. Нет такого человека, который вечером мог бы абсолютно точно выстрелить и попасть в цель.

— Это не извинение для такого вероломного поступка. Пуля пролетела мимо собаки в четырех шагах. Немножко выше — и эмир был бы сейчас трупом. Между прочим, есть люди, которые ночью точно стреляют; это я тебе сейчас докажу. Я метился в правый локоть твоего брата, и наверняка я в него попал, хотя у меня было мало времени, чтобы в него прицелиться.

Он угрюмо кивнул.

— Ты отнял у него руку. Ты заплатишь за это своей жизнью.

— Послушай, мелек! Радуйся, что я не целился в его голову, что было бы гораздо легче! Я неохотно проливаю человеческую кровь. Но кто отваживается нападать на меня или на моих людей, тот познакомится с моим оружием.

— Мы не боимся твоего оружия, потому что сильнее вас.

— Это верно, лишь пока меня сдерживает мое слово.

— Вы тотчас же отдадите нам свое оружие, чтобы больше не причинить нам никакого вреда.

— И что тогда произойдет?

— Что касается остальных, то их я буду судить. Тебя же я передам моему брату. Ты пролил его кровь, теперь же твоя кровь принадлежит ему.

— Вы христиане или варвары?

— Об этом не тебе судить! Отдай свое оружие!

Его отряд окружил нас широким кругом. Им было слышно каждое слово, произносившееся нами. Отдавая свой последний приказ, мелек потянулся за моим ружьем.

Я бросил сэру Линдсею несколько английских слов, остальным — несколько арабских; затем, повернувшись к мелеку, я продолжал:

— Значит, ты рассматриваешь нас теперь в качестве пленников?

— Именно так!

Тогда я отвечал:

— Ты неосторожен! Ты действительно полагаешь, что мы вас боимся? Кто поднимает руку против меня, тот вредит прежде всего себе. Знай: не я твой пленник, а ты — мой!

При этих словах я схватил левой рукой его за шею и так крепко сжал ее, что у него сразу же безвольно опустились руки, и одновременно мои спутники окружили меня и направили ружья на противника. Это произошло так быстро и неожиданно, что несторианам оставалось только оторопело смотреть на нас. Я использовал эту паузу и крикнул:

— Видите мелека? Еще немного нажать — и он труп, а тогда половина из вас умрет от наших заколдованных пуль. Если вы спокойно возвратитесь к своим кострам, то я сохраню ему жизнь и вступлю с ним в мирные переговоры. Внимание! Я считаю до трех. Если хоть один человек останется на теперешнем месте, то я убью мелека! Раз! Два! Три!..

Я не произнес и последнего слова, как халдеи все уже сидели на своих прежних местах около костров. Жизнь их предводителей для них имела большую ценность. Будь на их месте курды, мой опасный эксперимент наверняка не удался бы. Я отпустил мелека, он упал как куль с мукой и с судорожно искаженным лицом; прошло немало времени, пока он пришел в себя. Он покинул дом, не взяв с собой никакого оружия, и вот я стоял над ним и держал револьвер перед его сердцем.

— Не смей подниматься! — приказал я ему. — Как только ты сделаешь это без моего разрешения, я застрелю тебя.

— Господин, ты мне солгал, — сказал он, обеими руками ощупывая свою шею.

— Ничего не знаю ни о какой лжи, — отвечал я ему.

— Ты мне обещал не применять свое оружие.

— Это так! Но я поставил условие, чтобы с нами не обращались как с врагами.

— Ты мне также обещал, что не попытаешься убежать!

— Кто тебе сказал, что мы хотим убежать? Ведите себя как друзья, и тогда нам у вас понравится.

— Ты ведь сам начал военные действия.

— Мелек! Ты называешь меня лжецом и только что сам солгал. Вы напали на нас и на курдов из Гумри. А когда мы лежали мирно у костра, твой брат в нас выстрелил. Кто в таком случае начал военные действия, вы или мы?

— Целились только в твоего пса.

— Твои мысли слишком коротки, мелек. Должны были убить моего пса, чтобы он не смог меня защитить. Он представляет большую ценность для меня, чем жизнь сотни халдеев. Кто коснется его хотя бы пальцем или кто испортит хотя бы край нашей одежды, с тем мы будем обращаться, как обычно поступают умные люди с бешеным псом, которого убивают, чтобы спасти себя. Жизнь твоего брата была в моих руках; я выстрелил ему только в руку, чтобы он снова злокозненно не использовал свое ружье. Твоя жизнь также была в моей власти, и я тебе ее оставил. Что ты решишь по поводу нас?

— Ничего, помимо того, что я тебе уже сказал. Или ты еще не знаешь, что значит кровная месть?

— Разве я убил твоего брата?

— Пролилась его кровь!