Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— О нет, эмир! Не подаришь ли ты ее мне?

— Для тебя она недостаточно красива. Для Жемчужины из Шурда она должна быть из серебра.

— Господин, — покраснела Ингджа, — она красива! Красивее, чем если бы она была из золота или серебра, — красивее, потому что ты сам ее изготовил! Я прошу тебя, подари ее мне, чтобы у меня осталось хоть какое-то воспоминание о тебе, после того как ты нас покинешь!

— Хорошо, бери ложку! Но тогда ты должна прийти ко мне завтра в Лизан, и я дам вам обеим нечто другое, что лучше этой ложки.

— Когда ты уходишь?

— Это решит Рух-и-кульян. Ну, а теперь рассаживайтесь, примемся за обед!

Мне пришлось повторить эту просьбу несколько раз, прежде чем они уселись. Халеф ничего не говорил, а только лишь наблюдал за всеми движениями красивой девушки. Наконец он глубоко вздохнул и сказал по-арабски:

— Сиди, ты прав!

— В чем?

— Даже если бы я был пашой, я не подошел бы к ней. Возьми ты ее себе. Она красивей всех женщин, которых я видел в своей жизни.

— Наверняка здесь уже есть какой-нибудь юноша, который ее любит.

— Спроси-ка ее об этом!

— Не-ет, это не пойдет, мой маленький хаджи! Это было бы невежливо!

Ингджа заметила, что говорят о ней, поэтому я ей сказал:

— Этот человек уже твой хороший знакомый!

— Что ты имеешь в виду, эмир?

— Он как раз тот самый, о котором тебе рассказывала Мара Дуриме. Все мои друзья подумали, что меня убили, и только он один пошел по неведомым ему местам, чтобы спасти меня.

— Он маленький, но верный и мужественный, — сказала Ингджа, бросив на него взгляд, полный признательности.

— Что она сказала обо мне? — спросил Халеф, заметив этот взгляд.

— Что ты верный и мужественный.

— Передай ей, что она очень красивая и добрая девушка и мне очень жалко, что я такой маленький и не паша.

Когда я переводил ей его слова, он подал ей руку, и она, смеясь, дружески ударила по ней, при этом ее лицо было таким милым и добрым, что мне стало откровенно жалко, когда я подумал об однообразной, безрадостной жизни, ожидавшей ее здесь, в этой стране.

— У тебя есть желание, которое я могу исполнить? — спросил я ее.

Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза, затем ответила:

— Да, господин, у меня есть желание.

— Какое?

— Эмир, я буду очень часто вспоминать о тебе. Будешь ли и ты порой вспоминать нас?

— Ну конечно же.

— У вас тоже на небе есть луна?

— Тоже.

— Господин, каждый вечер, когда будет полнолуние, гляди на луну, и тогда наши взгляды встретятся.

Теперь уже я подал ей руку.

— Хорошо, я буду делать это, и по всем остальным вечерам, когда луна будет светиться в небе, я буду вспоминать о тебе. Каждый раз, когда ты будешь видеть луну, думай, что она приносит тебе мои приветы.

— И также тебе наши!

Беседа застопорилась: у нас возникло элегическое настроение духа. Но дальнейшее обыденное течение обеда возвратило нас к прежнему состоянию. Первой слово взяла Ингджа:

— Твой слуга пойдет с тобой в пещеру?

— Нет. Он сейчас вернется в Лизан, чтобы радостной вестью успокоить сердца моих друзей.

— Да, он и в самом деле должен это сделать, ведь твоим друзьям грозит опасность.

— Какая? — спросил я, внешне абсолютно спокойный.

— Недавно здесь были двое мужчин. Один поскакал к тебе, другой остался в деревне. Я разговорилась с ним. Ему запретили рассказывать кому-либо что-либо, но он был достаточно болтлив, и я могу тебе кое-что сообщить, что узнала от него. Ты веришь, что перемирие продлится до завтрашнего полудня?

— Я надеюсь.

— Но есть много людей, которые не хотят этого, и эти люди избрали моего отца себе в предводители. Он послал срочных гонцов в Мурги, Миниджаниш и Ашиту, а также разослал их по всей долине вплоть до Бириджая и Гиссы, чтобы собрать в одно место всех мужчин, способных носить оружие. Они соберутся в эту ночь и нападут на бервари.

— Какое неблагоразумие! Твой отец сделает целую долину несчастной.

— Ты думаешь, что бервари превосходят нас силами?

— Если даже и не силами, то по воинской выучке точно. Если уж битва разгорится, то она вспыхнет повсюду, а тогда курды окажутся в сотни раз сильней вас, поскольку вся ваша местность окружена курдскими поселениями.

— Бог мой, а ведь ты прав!

— Я несомненно прав! Если сегодня или завтра не удастся заключить мир, то наступят еще более жуткие времена, чем при Бедерхан-бее и прочих. Тогда вполне вероятно, что халдеев просто полностью уничтожат вместе с их женами и детьми.

— Ты это всерьез, эмир?

— Серьезней не бывает!

— О Иисус, что нам тогда делать?

— Ты знаешь, где твой отец собирает войска?

— Нет, я не смогла этого узнать.

— И тебе также неведомо, где он сейчас находится?

— Он объезжает села, чтобы уговорить людей подняться на борьбу.

— Значит, нам может помочь лишь Рух-и-кульян. Для этого мне следует несколько подготовиться.

— Да, господин, если тебе удастся что-либо сделать, то все миролюбивые жители этой страны будут благословлять тебя, когда тебя уже не будет с нами.

Мы закончили есть, и я спросил у Халефа:

— Ты найдешь дорогу обратно в Лизан, причем так, чтобы тебя никто не заметил?

Он кивнул, и я продолжал:

— Ты пойдешь к мелеку и бею Гумри и скажешь им, где и как ты меня нашел.