Сначала «Prevost» и «Jurat» [274]
, то есть рядовой член городской общины, затем — вице-мэр и, наконец, мэр города Бордо; находясь в этой должности, он снискал себе своей деятельностью глубокое уважение сограждан. Трогательно описывает Монтень преданность своему долгу уже больного и усталого человека. «Я вспоминаю, что он уже в моем детстве казался мне старым. Его душа была жестоко поражена раздорами в муниципалитете. Ему пришлось отказаться от мягкой, миролюбивой атмосферы своего дома. Возможно, уже сказался возраст и вызванная им слабость. По-видимому, физические недомогания и домашнее окружение угнетали его, и он презирал жизнь, которая, как он чувствовал, ускользает от него. И тем не менее в интересах города он отправлялся в длительные и утомительные поездки. Таков был его характер. Он переносил все это с большой, естественной добротой. Не было более доброжелательного и уважаемого человека, чем он».Отец Монтеня сделал второй, предпоследний шаг к переходу семьи в более высокий класс общества. Мелкие торговцы, обогащавшие лишь себя и свою семью, Эйкемы стали самыми крупными купцами города, а затем из Эйкемов превратились в господ де Монтень. Это имя произносилось в Перигоре и Гиене с глубоким уважением. Сын Пьера завершает переход, он станет наставником Шекспира, советником королей, славой своего языка и защитником свободного мышления на земле.
Подобно тому как три поколения семьи со стороны отца — Рамон — Гримон — Пьер Эйкемы поднимались по общественной лестнице, в том же ритме, с тем же упорством и с той же дальновидностью поднималась наверх материнская линия Мишеля Монтеня. Когда будущий отец Мишеля, Sieur Пьер де Монтень, на тридцать третьем году своей жизни выбрал себе в супруги мадемуазель Антуанетту Луппе де Вильенэв, на первый взгляд казалось, что браком связываются две старые аристократические семьи.
Однако, листая этот брачный контракт на хрупком, ломком пергаменте, просматривая заметки архивариуса, открываешь, что аристократизм Луппе де Вильенэв столь же молод, как и аристократизм Монтеней, используя выражение Казановы, он так же самовластно извлечен из алфавита, как и аристократизм Эйкемов.
Почти в то же время, когда рыботорговец Рамон Эйкем, как раз за сто лет до рождения Монтеня, выбравшись из презираемого обществом мира буржуа, встал на первую ступень рыцарского мира, подобный же шаг делает богатый испанский еврей из Сарагосы, Моше Пакагон, он крестится, чтобы отделиться от объявленных вне закона евреев. И так же, как Эйкемы, чтобы скрыть свое происхождение от детей и соседей, после крещения он выбирает себе испанское, рыцарски звучащее имя Гарсиа Лопес Вильянуова.
Его сильно разветвленная семья переживает обычные судьбы, складывающиеся в годы испанской инквизиции. Некоторым из этих новообращенных христиан удается выжить. Они станут советниками при владетельных особах, банкирами, других, менее ловких или менее удачливых, сожгут как маранов[275]
на кострах инквизиции. Наиболее же осторожные из них вовремя эмигрируют из Испании, не дожидаясь, когда испанская инквизиция станет под лупой исследовать их аристократическое христианство.Некоторые из семьи Лопеса де Вильянуова переселятся в Антверпен и станут протестантами. Другие — католическая линия — осядут в Бордо и Тулузе, где фамилия приобретет французское звучание и для дальнейшего сокрытия своего происхождения станет Луппе де Вильенэв.
Между Вильенэв и Монтенями, или, вернее, между Эйке-мами и Пакагонами, были деловые отношения. Последнее и самое счастливое для всего мира деловое соглашение было совершено между двумя семействами 15 января 1528 года, когда Пьер Эйкем сочетался браком с Антуанеттой де Вильенэв, принесшей в дом супруга приданое — тысячу золотых экю. Позже Монтень назовет это приданое сравнительно небольшим, что даст некоторое представление о тогдашнем состоянии Эйкемов.
Мать-еврейку, с которой Монтень будет жить свыше полустолетия в одном доме и которая переживет своего знаменитого сына, Монтень в своих работах и письмах ни разу не упоминает. О ней ничего не известно, кроме того, что она до смерти своего мужа, которому подарила пятерых детей, управляла хозяйством аристократического дома и могла, таким образом, с гордостью написать в своем завещании: «Известно, что я на протяжении сорока лет работала в доме де Монтеня, моего мужа, так что вследствие моих стараний, моих забот и ведения домашнего хозяйства указанный дом стал богаче, лучше и расширился».
Более нам о ней ничего не известно, и это отсутствие упоминаний матери в произведениях Монтеня часто объясняют тем, что он хотел скрыть свое еврейское происхождение. При всем своем интеллекте Монтень был подвержен злосчастному тщеславию аристократа: так, например, в своем завещании он указал, чтобы погребли его возле могил его предков, тогда как в действительности в замке Монтень погребен был лишь его отец.