Томъ четвертый. Скитанія

Мы, однако, упорно отказывались пить, такъ что наши новые друзья даже немного обидѣлись и отъ Россіи перешли къ Англіи. Представителемъ Англіи былъ электротехникъ, совершившій кругосвѣтное путешествіе по дѣламъ компаніи электрическихъ трамваевъ. Впрочемъ, по его словамъ, онъ былъ сыномъ главнаго директора и путешествовалъ больше для собственнаго удовольствія. Онъ былъ очень молодъ, но щеголялъ лысиной во всю голову, и свободное распоряженіе золотомъ компаніи, видимо, не приносило пользы его здоровью. Онъ не заставилъ себя долго просить и черезъ нѣсколько минутъ уже стоялъ у стойки, показывая толпѣ любопытныхъ фокусы, вывезенные изъ кабаковъ С.-Франциско, напримѣръ, одновременно пилъ пиво изъ двухъ бутылокъ, обхватывая оба горлышка огромнымъ ртомъ, мокрымъ и цѣпкимъ, какъ у большого удава.

Гребцы и рыбаки толпились въ лодкахъ вокругъ парохода, протягивая руки вверхъ. Теперь пирующіе, утоливъ собственную жажду, были расположены къ щедрости. Черезъ бортъ повсюду летѣли яблоки, груши, полныя пивныя бутылки, растрепанные рисовые пироги. Люди въ лодкахъ ловили все это на лету съ искусствомъ жонглеровъ. Мальчишки взбирались на скамьи и подпрыгивали вверхъ навстрѣчу прилетавшимъ подачкамъ, чтобы опередить взрослыхъ.

— Мой домъ — твой домъ! — твердилъ, фотографъ англичанину. — Поѣдемъ на берегъ!..

Англичанинъ съ готовностью согласился. Онъ зналъ, что на берегу можно провести вечеръ гораздо пріятнѣе, чѣмъ на пароходѣ. Предпріимчивый помощникъ капитана весьма кстати обратилъ вниманіе на новаго гостя, стоявшаго на нижней палубѣ и жадно заглядывавшаго наверхъ. То былъ русскій, жилистый и долговязый мужикъ съ сѣрыми злыми глазами и растрепанной мочальной бородой. Онъ побывалъ на сахалинской каторгѣ, потомъ ходилъ матросомъ на русскомъ пароходѣ, но три недѣли тому назадъ его высадили въ Хакодате за постоянныя драки съ командой. Я видѣлъ его въ Хакодате разъ или два на порогѣ японскаго кабака, но рисовая водка была безсильна надъ этимъ огромнымъ тѣломъ; онъ крѣпко держался на ногахъ и угрюмо молчалъ, не обращая вниманія на англо-японскіе разговоры какихъ-то матросовъ, вмѣстѣ съ нимъ вышедшихъ изъ одной и той же двери. Только лицо его имѣло такой мрачный видъ, что я не пожелалъ бы встрѣтиться съ нимъ въ темномъ переулкѣ. Но добродушные японцы не хотѣли ничего разбирать. Черезъ минуту поселенецъ былъ на мостикѣ среди подгулявшей толпы, протягивавшей ему отовсюду пиво и саки. Онъ залпомъ выпивалъ бутылку за бутылкой, какъ будто выливалъ ихъ въ глубокую, пустую бочку, но продолжалъ молчать среди привѣтливаго говора и даже ни разу не улыбнулся.

— Довольно! — стала кричать публика. — Поѣдемъ на берегъ!

Легкое опьянѣніе рисоваго вина уже проходило у многихъ. Лодки быстро наполнялись людьми и потянулись къ городу. На морѣ было тихо и темно. Но далеко сзади, у широкаго устья бухты, извилистой линіей мелькали безчисленные огоньки. То были рыбаки сосѣднихъ селъ, выѣхавшіе на ночной промыселъ, несмотря на національный праздникъ.

Мы поднялись по косогору вмѣстѣ съ толпой, большая часть которой отправилась въ театръ. Представленіе началось засвѣтло и должно было продолжаться далеко за полночь. Оно открылось исторической драмой, которая ко времени нашего прихода близилась къ концу. Мы попали необыкновенно удачно. Двое героевъ, братьевъ, отомстившихъ надменному князю за смерть отца, были осуждены совершить харакири, т. е. распороть себѣ собственноручно животъ. Они сидѣли на эстрадѣ, покрытой бѣлымъ крепомъ въ знакъ траура, одѣтые въ длинное бѣлоснѣжное платье. Передъ ними лежали на столикахъ короткіе прямые кинжалы… Сзади стояли палачи, обнаженные до пояса, съ блестящими мечами въ рукахъ. За особымъ занавѣсомъ медленно и печально наигрывала струнная музыка, вливая новую волну въ гнетущее настроеніе картины. Чиновникъ громкимъ голосомъ прочелъ приговоръ, потомъ впустили мать и невѣсту старшаго брата для послѣдняго прощанія. Женщины съ воплями припали къ подножью эстрады. Мать подползла къ младшему сыну и спрятала лицо въ широкихъ складкахъ, его бѣлой одежды; невѣста стояла на колѣняхъ предъ своимъ возлюбленнымъ и яростно цѣловала его руки. Но лица осужденныхъ были суровы и спокойны. Повидимому, земныя привязанности и страсти уже не имѣли надъ ними власти. По знаку чиновника прислужники оттащили женщинъ. Осужденные взяли кинжалы и, обернувъ рукоять бѣлымъ платкомъ, направили ихъ себѣ въ грудь. Вся зала плакала. Женщины со стономъ отворачивались, чтобы не видѣть. Наши нервы тоже не могли вынести больше, и мы готовы были бѣжать отъ этого страшнаго зрѣлища въ японскомъ вкусѣ.