Томъ четвертый. Скитанія

Мысъ Номъ съ новымъ номскимъ городомъ, лежитъ у самаго Берингова пролива, и ближайшій сибирскій берегъ отстоитъ не болѣе какъ на 70 миль. Немудрено, что между номскими золотоискателями возникли самые удивительные разсказы относительно богатства невѣдомыхъ береговъ, смутно темнѣющихъ къ западу отъ Нома. Я говорилъ въ С.-Франциско съ номскими старателями, которые увѣряли меня, что азіатскій берегъ еще золотоноснѣе американскаго и что минувшимъ лѣтомъ пятьсотъ человѣкъ американскихъ ребятъ пробовали счастья у мыса Чаплина на русскомъ побережьѣ. «А въ нынѣшнемъ году пойдутъ въ пять разъ болѣе. Пойдутъ тысячи, и мы пойдемъ тоже, все крѣпкіе, смѣлые молодцы, которые вырвутъ золотой песокъ у самого черта изъ горла!» — прибавляли они многозначительно, имѣя въ виду, что, въ качествѣ русскаго, я могу считать завѣтный берегъ для нихъ запретнымъ.

Я не зналъ, что думать. Съ одной стороны, во время моихъ странствованій въ сѣверо-восточномъ углу Азіи я никогда не слышалъ о признакахъ золота, съ другой стороны, «смѣлые американскіе молодцы», очевидно, не шутили и серьезно собирались выкопать себѣ золотое руно изъ морского песку на азіатскомъ побережьѣ по слѣдамъ американскихъ китолововъ и торговыхъ авантюристовъ, которые исходили эти дикіе берега вдоль и поперекъ съ бутылкой рома въ одной рукѣ и винчестеромъ въ другой.

Какъ бы то ни было, волна, всколыхнувшая американскій дальній западъ, докатилась до русскаго Владивостока и увлекла съ собой на сѣверъ цѣлую толпу авантюристовъ на поиски драгоцѣннаго металла. Самымъ предпріимчивымъ оказался полковникъ В. изъ С.-Петербурга, основавшій большую русско-американскую акціонерную компанію, которая успѣла заарендовать у казны весь берегъ отъ мыса Дежнева до Кулючинской губы на 1,500 верстъ протяженія. Она отправила большую партію золотоискателей подъ начальствомъ извѣстнаго путешественника по сѣверу Сибири, инженера Богдановича, отплывшую изъ С.-Франциско къ русскимъ берегамъ черезъ мысъ Номъ на пароходѣ «Самоа». Изъ Владивостока въ помощь ей былъ отправленъ пароходъ «Ламутъ» съ пятью казаками и двѣнадцатью рабочими. О Богдановичѣ говорили, что во время своихъ предыдущихъ путешествій онъ нашелъ по всему охотскому побережью богатѣйшіе признаки золота, и никто не сомнѣвался, что на этотъ разъ онъ окажется еще удачливѣе.

Однако владивостокскій купецъ Бринеръ, одинъ изъ русскихъ иностранцевъ, типа одинаково обычнаго отъ Чернаго моря до Японскаго, оказался не менѣе предпріимчивъ, чѣмъ петербургскій полковникъ. Въ компаніи съ американскими предпринимателями онъ снарядилъ не одну, а цѣлыхъ три экспедиціи въ Охотское и Берингово моря подъ начальствомъ американскаго инженера Шоклея и еще другого искателя приключеній Вандерлипа, который до того успѣлъ перезимовать въ Гижигѣ и утверждалъ, что онъ отыскалъ тамъ золото еще богаче, чѣмъ у Богдановича. Съ мистеромъ Шоклеемъ мы ѣхали изъ С.-Франциско во Владивостокъ на одномъ пароходѣ и успѣли довольно близко познакомиться за время этого переѣзда. Онъ оказался человѣкомъ очень бывалымъ и по-своему образованнымъ, и, очевидно, имѣлъ независимое состояніе, такъ какъ не стѣснялся въ издержкахъ. Всю дорогу онъ усердно, но совершенно безуспѣшно, занимался изученіемъ русскаго языка, хотя относительно своего дальнѣйшаго маршрута объяснилъ, что ѣдетъ въ Шанхай, а оттуда, быть можетъ, заѣдетъ во Владивостокъ. Въ Нагасаки онъ признался, что ѣдетъ во Владивостокъ прямо, а во Владивостокѣ, я узналъ, что онъ имѣетъ руководить экспедиціей Бринера, отправляемой въ Гижигу на пароходѣ «Прогрессъ». Мнѣ пришлось уѣхать на нѣсколько дней въ Хабаровскъ, и по возвращеніи я узналъ, что «Прогрессъ» отправился прежде Гижиги къ Берингову проливу, для того, чтобы опередить, если возможно, Богдановича. Я пожалѣлъ, что мнѣ не удалось попасть на одинъ изъ кораблей съ этими русско-американскими аргонавтами, но дѣлать было нечего. Г. Бринеръ объяснилъ мнѣ на русскомъ языкѣ собственнаго изобрѣтенія, что на пароходѣ «люди были тѣсны яйцы и нигдѣ не былъ никакой мѣстъ».

Вѣрно было то, что «Прогрессъ» очень торопился отплытіемъ. Съ нами на пароходѣ «Байкалъ» ѣхалъ будущій управляющій гижигинскими пріисками Бринера и К°, опоздавшій всего на нѣсколько часовъ къ отплытію «Прогресса» и очень злившійся на то, что его срочныя телеграммы остались безъ дѣйствія. Это былъ старый таежный волкъ, выписанный изъ глубины витимскихъ лѣсовъ съ женой карымско-бурятскаго типа, которая до этого никуда не ѣздила дальше Читы и съ наивнымъ удивленіемъ дикарки разсматривала непривычное общество русскихъ моряковъ и иностранцевъ.