Томъ четвертый. Скитанія

Былъ тутъ еще какой-то чиновникъ, бросившій службу, чтобы ѣхать за золотомъ въ горы Камчатки. Онъ имѣлъ съ собой трехъ рабочихъ и нѣкоторый опытъ, ибо десять лѣтъ тому назадъ просадилъ въ неудачныхъ розыскахъ около Владивостока нѣсколько тысячъ рублей, накопленныхъ самой настойчивой бережливостью, послѣ чего съ величайшимъ трудомъ снова выкарабкался на поверхность. Теперь, очевидно, онъ ѣхалъ за тѣмъ же самымъ въ Камчатку и находился въ особомъ героическомъ состояніи духа. Онъ напоминалъ летучую рыбу, которая внезапно вспрыгнула надъ омутомъ канцелярской пучины и, пользуясь мгновеніемъ, разсматриваетъ звѣзды на вечернемъ небѣ прежде неизбѣжнаго шлепка внизъ. Еще какой-то старичекъ-чухонецъ ѣхалъ уже совсѣмъ безъ денегъ и безъ рабочихъ, разсчитывая повидимому, что золото можно подбирать просто въ ручьяхъ около Петропавловска. Его постояннымъ спутникомъ былъ отставной фельдшеръ, пробиравшійся на Анадыръ и настолько беззаботный насчетъ географіи, что мечталъ по дорогѣ заглянуть въ Портъ-Артуръ. Зато на случай неудачи въ золотоискательствѣ въ его лукѣ имѣлась другая тетива: онъ набралъ на нѣсколько сотъ рублей разныхъ товаровъ, расчитывая распродать ихъ въ попутныхъ портахъ. Къ сожалѣнію, подборъ товаровъ болѣе соотвѣтствовалъ Портъ-Артуру, чѣмъ сѣвернымъ морямъ, и состоялъ преимущественно изъ духовъ, готоваго платья, часовыхъ цѣпочекъ и тому подобной дряни, и можно было опасаться, что послѣдніе гроши легкомысленнаго фельдшера пропали даромъ.

Камчатскій торговецъ мѣхами возвращался изъ поѣздки въ «Россію», — изъ поѣздки, о которой онъ мечталъ всю жизнь и которая длилась около двухъ лѣтъ, хотя въ Россіи собственно онъ пробылъ только два мѣсяца, и въ Петербургѣ успѣлъ осмотрѣть только Дворцовый мостъ, который, по его словамъ, очень похожъ на мостъ черезъ рѣчку Гнилую Еловку въ селеніи Мильковскомъ на Камчаткѣ. Онъ везъ съ собой двухъ очень молодыхъ учителей, только что окончившихъ семинарію и направлявшихся въ то же самое Мильковское селеніе. Всю дорогу они съ утра до вечера пили чай, дули на блюдечки и молчали.

Однако, украшеніемъ нашего общества были не золотоискатели и не учителя, а группа спортсмэновъ изъ Лондона, имѣвшая во главѣ князя и княгиню съ такой длинной и извѣстной фамиліей, что какъ-то даже неловко выписывать ее полностью на этихъ строкахъ. Князь и княгиня были еще совсѣмъ молодые люди. Князю могло быть лѣтъ 28, княгинѣ не болѣе 23. Оба они, какъ водится, получили заграничное воспитаніе и предпочитали тратить свои русскіе доходы въ Англіи. Но на этотъ разъ имъ пришла въ голову оригинальная идея: воспользовавшись Сибирской желѣзной дорогой, — затмить всѣхъ англійскихъ спортсменовъ и отправиться на охотничьи каникулы въ глубину Камчатки. Переплывъ Ламаншъ, они зыѣхали изъ Кале съ курьерскимъ поѣздомъ и въ 28 дней достигли Владивостока, за три часа до отхода парохода на сѣверъ. Это было очень прилично и напоминало Америку или, если хотите, героевъ Жюля Верна. Конечно, на Шилкѣ и на Амурѣ князьямъ былъ предоставленъ казенный пароходъ, а на твердой землѣ впереди скакалъ штандартъ, — спеціально русскія удобства, о которыхъ Жюль Вернъ не имѣлъ никакого понятія. Но, какъ бы то ни было, князья очутились на нашемъ «Байкалѣ» со всей своей челядью и огромнымъ багажомъ, провести который на курьерскомъ поѣздѣ поперекъ Стараго свѣта обошлось около 2,000 рублей. Княгиня, впрочемъ, была очень простая и по своему милая молодая дама, бодро переносившая дорожныя неудобства, неизбѣжныя даже для князей. Ея единственный недостатокъ состоялъ въ томъ, что она такъ плохо говорила по-русски. Признаюсь, я принялъ ее даже за иностранку и очень изумился, когда прочиталъ на ея карточкѣ послѣ имени мужа другое имя еще длиннѣе и общеизвѣстнѣе съ двумя овами на концахъ.

Князь говорилъ по-русски еще хуже. Въ своемъ пальто-сакѣ, съ завитками на лбу и тусклыми, постоянно вытаращенными глазами, онъ напоминалъ молодого лондонскаго приказчика съ торійскими взглядами, который не знаетъ, куда дѣвать свой воскресный досугъ. Ему, очевидно, всегда было скучно, и даже перспектива въ ближайшемъ будущемъ лазить по камчатскимъ сопкамъ не могла разсѣять выраженія тупой хандры на его наморщенномъ лбу.