Чуть ли не при жизни Лютера реформированное христианство превращается в очередную религию, не лучше прежней ограниченную и приспособленческую. А с другой стороны, внутри падшего протестантизма в XX веке появляется такая фигура как Карл Барт. Христианская община жива и при наличии одного истинного верующего, будь то даже полуграмотная старушка, неслышно молящаяся за всех. Многократно в ходе истории мы видим восстановление, без изъяна, истины Откровения, которую воспринимают, подхватывают, воплощают, хранят уже и не герои, а какие-нибудь смиренные верующие, не оставляющие своего имени потомству. Истинная Церковь феномен, не поддающийся социологическому учету.
С Церковью всегда происходит нечто подобное захвату, описанному в «Легенде о Великом Инквизиторе» Достоевского. Однако словом Божиим никогда не удается полностью овладеть и распорядиться. Как только человек мнимо присваивает себе это живое слово, оно в буквальном смысле перестает существовать, в него становится невозможно верить, оказывается невозможно его понять, передать кому бы то ни было. Всякий раз как человек надеется сделать из него философскую или политическую догму, построить на нем общество, обосновать или оправдать им свои действия, сделать его объектом позитивного познания, оно исчезает. Поэтому всякий социальный институт, основанный якобы на Евангелии, всякая так называемая христианская мораль есть неизбежно нарушение Нового завета, вложенного Богом в своего Сына Иисуса Христа, завета небесного царства. «Христианские» политические организации, общественные учреждения, этика, даже церковная обрядность, созданные якобы во имя Божие, на деле суть подрыв Слова. Однако оно имеет свойство звучать со свежей силой и в свою очередь взрывает все окаменения, мстя подрывом за подрыв: истина Христа, всякий раз оживая, сметает паутину религиозной системы.
Эллюль формулирует нечто вроде фундаментального закона, описывающего способ существования Слова Божия. Тут имеет место не борьба, а последовательность
В Церкви никогда ничего не бывает окончательно решено. Но по этой же причине ничто никогда и не потеряно навсегда. С неумолимой закономерностью всё, что построено ради подрыва исходного замысла христианства, оказывается рано или поздно подорвано его неотменимой истиной. Царство Небесное, т. е. продолжающаяся возможность возвещенной Христом новой истории богочеловеческих отношений, пересиливает и опрокидывает логику мира.
Тема неразвернутых потенций первохристианства развернута Жаком Эллюлем в другой книге. Он называет там современный момент уникальной констелляцией, впервые в истории позволяющей благодаря возможностям современной автоматической техники отменить государство, капиталистическую экономику и неравенство между людьми на волне революции нового рода с такими евангельскими чертами как полная деидеологизация, бескорыстие в отношениях между людьми, отказ всех от любой власти, неустанная воля к переменам и обновлению, свобода, трезвость, правда. «Церковь и христиане сфабриковали новые святыни, подавили человека, опутали его чувством вины, пошли вспять, захотели властвовать, закоснели в догматизме худшего сорта, покрывали неправду, нападали на истину, заставили человека жить в лживом идеализме. Иисус Христос был превращен в христианство. Но не всегда так должно быть. Нам, возможно, еще достанет сил, чтобы вступить в преддверие эпохи, когда рабству и пролетариату будет положен конец, ибо Бог Авраама, Исаака и Иисуса Христа жив, и он есть освободитель. Лишь бы только человек по-настоящему пошел на крайний риск партнерства с Ним, и все предпоследние вещи переменятся, неизбежный пролетариат исчезнет в этом громадном сдвиге»[162]
.