Томъ пятый. Американскіе разсказы

Подъ шкафомъ были выдвижные ящики, которые были наполнены простынями и полотенцами, ибо Авдотья постепенно стала очень чистоплотной и мѣняла бѣлье три раза въ недѣлю. На умывальникѣ въ большой жестяной коробкѣ съ тисненымъ узоромъ лежало мыло, зубной порошокъ и щетка и даже пудра въ особыхъ коробочкахъ. Авдотья вспомнила, что въ Красномъ спятъ на лавкѣ, покрываются зипуномъ или полушубкомъ, носятъ лапти, моются безъ мыла и живутъ въ избѣ съ тараканами, и вдругъ ей стало жалко этого хорошаго и безпечнаго житья. Воротнички и полотенца какъ будто ожили и не пускали ее назадъ черезъ океанъ. Она, однако, продолжала сидѣть и перебирать свои вещи. Ихъ было слишкомъ много. Сундукъ и ковровый мѣшокъ, лежавшій подъ кроватью, не были достаточно помѣстительны. Нужно было купить еще что-нибудь.

Барыня, видя, что Авдотья такъ долго не показывается внизу, постучалась въ дверь и вошла въ комнату. Увидѣвъ авдотьины приготовленія, она невольно поблѣднѣла. Домашнее несчастье, котораго она опасалась, теперь воочію стояло передъ ней.

— Куда же ты собираешься? — спросила она храбрымъ, но не совсѣмъ увѣреннымъ тономъ.

— Въ Красное ѣду! — сказала угрюмо Авдотья.

— Въ Красное? Зачѣмъ?.. — съ удивленіемъ переспросила хозяйка.

— Мужъ померъ! — кратко пояснила Авдотья.

— Царство ему небесное! — сказала Стрѣлицкая. — А ѣдешь зачѣмъ?

Онѣ давно успѣли выспросить другъ у друга всѣ подробности ихъ прошлой жизни на старой родинѣ.

— Дѣти зовутъ, — объяснила Авдотья. — Домъ остался, худоба…

— Ува, худоба! — повторила скептическимъ тономъ Стрѣлицкая. — Велика важность!.. Захотѣлось тебѣ мякиннаго хлѣба на старости лѣтъ!..

— Ну, ужъ вы скажете! — проговорила Авдотья. — Мы съ ковалемъ завсе чистый хлѣбъ ѣли…

Она, однако, съ сожалѣніемъ вспомнила американскія булки, къ которымъ привыкла за эти годы.

— А какая худоба у тебя? — допытывалась Стрѣлицкая. — Земля, изба?..

— Избу жидъ забралъ! — призналась Авдотья.

— Ну, ну! — сказала Стрѣлицкая. — Что же ты хочешь тащить корову черезъ чердакъ въ сарай? Дорога вѣдь денежки стоитъ, больше худобы твоей!..

— Сироты у меня остались! — буркнула Авдотья.

Стрѣлицкая немного подумала.

— Знаешь что? — сказала она, наконецъ. — Ты лучше оставайся здѣсь. Зачѣмъ тебѣ ѣхать по водѣ? Еще несчастье случится… А дѣтямъ возьми да пошли шифъ-карты (пароходные билеты), пускай они тоже свѣтъ посмотрятъ… А здѣсь найдется мѣсто и для нихъ, въ Америкѣ. Сама знаешь!.. Да и мы, пожалуй, поможемъ!..

Стрѣлицкая даже просіяла отъ удовольствія. Она искренно хотѣла дать Авдотьѣ хорошій совѣтъ, но больше всего она была рада, что все можетъ устроиться къ ихъ обоюдному удобству.

Авдотья молча кончила перекладывать свои вещи, потомъ сошла внизъ, уложила дѣтей спать, убрала посуду и сдѣлала еще нѣсколько мелкихъ домашнихъ дѣлъ; все это время она обдумывала про себя слова Стрѣлицкой.

Практическая смѣтка, выработанная въ многолѣтней мелкой борьбѣ съ людьми и обстоятельствами, мало-по-малу снова взяла верхъ.

«А что я буду дѣлать въ Красномъ? — спросила она сама себя. — Хозяйства нѣтъ. Какая справдишная худоба — корова да овца?.. Мужика нѣтъ, дѣти недосилки. Да и разнѣжилась я отъ здѣшней жизни… Привезу я три пары сотенъ, и тѣ проѣмъ съ дѣтьми. А потомъ что?..».

А на городскую руку въ Красномъ нѣту дѣлъ. Есть двѣ мелочныя лавки, но и торговцы живутъ немногимъ лучше мужиковъ и въ десять разъ хуже ея, авдотьиной жизни.

Духъ американскаго соблазна, который шесть лѣтъ тому назадъ выманилъ ее изъ-подъ мужниной кровли, опять громко заговорилъ въ ея душѣ.

«Лучше я дѣтей вызову! — рѣшила она. — Пускай и они посмотрятъ, какъ другіе люди живутъ!.. Здѣсь въ Америкѣ не трудно дѣло устроить, — подумала она, — когда есть денегъ немного. Вотъ устроимъ прачечную съ дочкой. А сына въ мастерскую отдамъ. Будемъ жить въ собственной квартирѣ… Въ переднюю комнату мягкую мебель поставлю, зеркало на стѣну повѣшу, стану дочку на фортепіанахъ учить!».

Планы Авдотьи во всякомъ случаѣ не совпадали съ предположеніями госпожи Стрѣлицкой. Такъ или иначе она собиралась вить собственное гнѣздо. Мечты ея не были особенно несбыточны. Мягкую мебель въ Нью-Іоркѣ можно взять на выплату по доллару въ недѣлю. Фортепіано имѣется у многихъ рабочихъ семействъ, и немножко музыкальнаго умѣнья считается первымъ признакомъ женской порядочности даже въ мелко-мѣщанской и рабочей средѣ.

«Полно мнѣ жить съ чужой вѣрой! — сказала себѣ Авдотья. — Пора и Бога узнать. Стану ходить въ церковь, отыщу настоящихъ русскихъ людей!..».

Авдотья вспомнила, что гдѣ-то въ восточномъ городѣ въ глубинѣ чешскаго квартала живутъ православные люди, русины изъ Галичины, и такъ же, какъ она, выходцы изъ великой переселенческой волны, которая постоянно катится изъ Европы въ Америку.

— Со своими буду жить! — повторяла Авдотья. — Полно мнѣ по чужимъ шататься!..

Кое-кого изъ земляковъ она тоже встрѣчала въ Дантанѣ. Все это были мужики отъ плуга и сохи, которые являлись вмѣстѣ съ евреями и работали въ еврейскихъ портняжныхъ мастерскихъ съ утюгомъ и швейной машиной, но въ послѣднее время они стали отбиваться въ сторону.