Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

Напримѣръ, духоборы разсказываютъ: «Пріѣзжалъ къ намъ молодой парнишка, Эдуардъ звали, французъ; сказываетъ, хочетъ жить съ нами. Но только ему было трудно. Пробовалъ онъ и пахать, и косить, — все нейде. Наконецъ, попробовалъ носилки носить съ женщинами, сѣно, напримѣръ, и тутъ не могъ. „Видно, — говоритъ, — мои руки только для письменности годятся“. Взялъ и уѣхалъ домой».

— Еще были двое молодыхъ ребятъ, — разсказывали духоборы, — русскіе, Фроловъ да Егоровъ. Они пробыли здѣсь мѣсяца три, а какъ полевыя работы начались, они уѣхали. Пища плохая, работа трудная. Кромѣ того, говорятъ, у васъ есть семейства, весь родъ и племень, а мы все какъ пришельцы. Фроловъ уѣхалъ назадъ въ Европу, а Егоровъ подался къ Принцъ-Альберту, взялъ ферму, написалъ отцу и матери, пускай пріѣдутъ, и теперь хочетъ занять еще нѣсколько фермъ для русской компаніи.

Наиболѣе благопріятное воспоминаніе оставила по себѣ группа молодыхъ людей, жившихъ въ сѣверномъ участкѣ въ одно время съ дѣятельностью г. Бодянскаго среди кипрскихъ духоборовъ. Особенно благодарную память оставилъ г. Сулержицкій. Иванъ Коныгинъ, о которомъ я упоминалъ выше, какъ только зашла рѣчь о Сулержицкомъ, сразу вспыхнулъ какъ порохъ.

— Ангелы, а не люди, — быстро заговорилъ онъ, — столько они старались, что, можетъ, мы и не стоимъ того. Кажется, палъ бы на землю, убился отъ одной благодарности. А конечно, какъ же будетъ на этомъ свѣтѣ. Другой ходитъ, бурунитъ, кричитъ: «Хоть бы ихъ и не было! Зачѣмъ живутъ?» А потомъ спроси ихъ, скажутъ: «Я этого не знаю, да я такъ и не говорилъ». А потомъ, когда уѣзжалъ Сулержицкій, всѣ говорили, просили его еще остаться. А онъ сказалъ: «Я вамъ уже не нуженъ, вы можете сами. А я лучше поѣду туда, гдѣ я болѣе нуженъ. Напримѣръ, въ Россіи много бѣдныхъ и темныхъ людей, то я лучше поѣду въ Россію».

Къ слову сказать, послѣднія фразы, если только онѣ переданы вѣрно, тоже отзываются поученіемъ.

Впрочемъ, г. Сулержицкій совершенно правъ, и дѣятельность интеллигентовъ теперь меньше нужна для духоборской среды. Духоборы оперились, и, вѣроятно, недалеко то время, когда они выдѣлятъ собственныхъ врачей и привлекутъ къ себѣ изъ Россіи хорошихъ платныхъ учителей. Тѣмъ не менѣе вольный врачъ или учитель могли бы найти для себя широкое поле дѣятельности среди духоборовъ. Для успѣха такой дѣятельности нужны два простыя условія, которыя, однако, встрѣчаются рѣже, чѣмъ можно думать. Во-первыхъ, въ личныхъ сношеніяхъ слѣдуетъ всегда ставить себя на равную доску съ собесѣдниками, не преклоняясь передъ духоборскою «премудростью» и не принимая наставническаго тона; во-вторыхъ, всю свою дѣятельность, врачующую или учебную, слѣдуетъ ставить на дѣловую почву, ибо духоборы избѣгаютъ и не цѣнятъ безплатныхъ услугъ, и вмѣстѣ съ ростомъ ихъ благосостоянія эта тенденція усиливается изъ года въ годъ.

Кромѣ интеллигентовъ подъ Каменкой жили три крестьянскія семьи, Дудченка, Ольховика и Твердохлѣба, всѣ три родомъ изъ Малороссіи. Мужчины были на работахъ. Мы зашли погостить въ хату Ольховика. Хата была глиняная, но очень аккуратная, вся выбѣленная мѣломъ, съ новенькой соломенной крышей. Въ передней горницѣ стояла крѣпкая самодѣльная мебель и большая грузная плита. Еще нестарая баба хлопотала у плиты, приготовляя обѣдъ. Она встрѣтила насъ очень привѣтливо, но не дала намъ просидѣть въ хатѣ пяти минутъ и потащила насъ на свой огородъ.

— Подивитесь на мою рѣдьку! — съ восторгомъ воскликнула она, — ото-жъ рѣдька, бодай ее пополамъ. А морква, а горохи!..

Она громко смѣялась и, кажется, готова была плясать отъ восторга.

— У насъ въ Харьковской губерніи два клаптя земли не было, а тутъ бачь, якіе загоны. Чоловикъ каже: лугу нема, вся пахатна земля, чѣмъ коней кормить? А я кажу: сѣй больше ячмень. Зеленый ячмень коситимо намѣсто сѣна; хай и коняка знае, що то есть жить въ Канадѣ.

Одного изъ этихъ переселенцевъ, Антона Твердохлѣба, мы встрѣтили потомъ, дальше по дорогѣ, въ селеніи Надежда. Онъ проходилъ сквозь селеніе, ведя за собой въ поводу пару лошадей, тащившихъ большой, но совершенно пустой фургонъ. Лошади были тощія, нисколько не лучше индѣйскихъ. Въ срединѣ сельской улицы лѣвая пристяжная внезапно упала на землю и отказалась идти дальше. Тогда Твердохлѣбъ, наполовину противъ своей воли, заѣхалъ къ духоборамъ покормить. Впрочемъ, услыхавъ, что въ селеніи есть люди, пріѣзжіе изъ Россіи, онъ бросилъ и лошадей, и фургонъ, и тотчасъ же прибѣжалъ къ намъ. Это былъ человѣкъ рослый, широкоплечій, но почти такой же тощій, какъ его кони. Лицо у него было смуглое и мрачное, и выпуклые черные глаза при каждомъ поводѣ вспыхивали и загорались гнѣвомъ. Настроеніе у него, видимо, было совсѣмъ другое, чѣмъ у духоборовъ. Онъ жадно и подробно разспрашивалъ насъ о русскихъ новостяхъ.