Томъ шестой. За океаномъ

Другой членъ комитета, Жаденеръ, толстый и красный, съ двойной золотой цѣпью, протянутой изъ одного жилетнаго кармана въ другой, напомнилъ, что благодарность есть высшая человѣческая добродѣтель, а неблагодарность — высшій порокъ. Бѣдные жители Ноксвиля должны помнить, чѣмъ они обязаны усиліямъ тѣхъ, которые призвали ихъ сюда и заложили для нихъ среди пустыни основы ихъ общества, и въ настоящія смутныя времена должны всегда становиться подъ ихъ знамя.

Онъ даже прибавилъ, что надѣется, что въ Ноксвилѣ обучаютъ юношество именно этимъ принципамъ.

Драбкинъ слегка улыбнулся, но промолчалъ.

Нѣкоторые изъ еврейскихъ благотворителей все-таки считали его не совсѣмъ подходящимъ для роли руководителя школы, назначенной для бѣдныхъ дѣтей. Комитетъ въ трудную минуту призвалъ его, какъ послѣднее средство, но теперь онъ такъ прочно укрѣпился, что могъ смотрѣть довольно хладнокровно на выходки въ родѣ словъ Жаденера. При томъ же академія получала большую часть фондовъ изъ Парижа и не особенно зависѣла отъ щедротъ комитета.

Драбкинъ посылалъ въ Парижъ фотографическіе снимки и лучшія письменныя работы учениковъ. Кромѣ того, онъ зналъ, что парижскіе распорядители фондовъ культурнѣе американскихъ. Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ онъ получилъ отъ нихъ поздравительное письмо изъ Парижа, которое утверждало, что земледѣльческая академія Ноксвиля является самымъ благоустроеннымъ изъ учебныхъ заведеній, основанныхъ на ихъ деньги.

Сосновскій позволилъ себѣ даже похлопать первой части рѣчи Жаденера, но при намекѣ относительно академіи лицо его немедленно приняло совершенно непроницаемое выраженіе. Это былъ человѣкъ до такой степени обстрѣлянный, что легкимъ измѣненіемъ улыбки и выраженія лица онъ могъ почти одновременно выразить сочувствіе двумъ совершенно различнымъ и даже оппонирующимъ другъ другу элементамъ. Онъ происходилъ изъ Керчи, побывалъ въ московскомъ университетѣ, потомъ получилъ въ Бернѣ ученую степень. Въ Америкѣ онъ жилъ такъ давно, что почти разучился говорить по-русски. Онъ былъ первымъ человѣкомъ, пріѣхавшимъ въ лѣсистую трущобу, которая должна была превратиться въ Ноксвиль, и подъ его наблюденіемъ расчищались заросли и строились дома для переселенцевъ. Теперь въ его рукахъ сосредоточивались всѣ оффиціальныя нити по управленію Ноксвилемъ. Онъ продавалъ и давалъ на выплату фермы, давалъ субсидіи фабрикантамъ, распредѣлялъ двигательную силу. Положеніе его было трудное. Онъ долженъ былъ давать обѣды членамъ комитета, выслушивать ихъ рѣчи, иногда уговаривать ихъ, какъ дѣтей, имѣть дѣло съ требовательностью фабрикантовъ, успокаивать портныхъ и слесарей, которые нерѣдко вспоминали, что Нью-Іоркскіе заработки выше ноксвильскихъ, и начинали заговаривать о стачкѣ.

Въ силу необходимости, онъ являлся повсюду миротворцемъ и старался предупреждать столкновенія. Такія новыя, искусственныя и общественныя единицы, какъ Ноксвиль, слишкомъ часто распадаются отъ внутреннихъ несогласій, а для Сосновскаго вся его жизнь и карьера были связаны съ Ноксвилемъ. Несмотря на свой ученый дипломъ, онъ сильно бѣдствовалъ до ноксвильской эпохи, и даже однажды въ теченіе трехъ мѣсяцевъ занимался разносной торговлей, въ качествѣ дешеваго коробейника. Теперь въ его вѣдѣніи находились обороты, достигавшіе ежегодно полумилліона долларовъ. Мало-по-малу онъ развилъ въ себѣ значительное финансовое искусство. Онъ ревниво слѣдилъ, чтобы всѣ части капиталовъ, вложенныхъ въ ноксвильское дѣло, возвращались назадъ безъ всякаго ущерба. Идея отдавать пустыя фермы въ чужія руки принадлежала именно ему. При неуплатѣ очередного взноса за домъ или землю, онъ продавалъ имущество своихъ кліентовъ съ публичнаго торга или сгонялъ ихъ съ участка. Ноксвильскіе евреи съ ѣдкимъ чувствомъ юмора прозвали его бургомистромъ и Іосифомъ въ Египтѣ, приравнивая свое положеніе не къ братьямъ египетскаго министра, но къ тѣмъ египетскимъ мужикамъ, которые должны были отдать свои участки въ казну фараона и дѣлать такіе же очередные взносы если не деньгами, то продуктами и трудомъ.

Черезъ часъ Ѳедоръ Брудный во второй разъ ушелъ изъ конторы ноксвильскаго управленія, но на этотъ разъ онъ унесъ съ собой первоначальный актъ на владѣніе своей землей. Ноксвильскій бургомистръ оцѣнилъ участокъ Ѳедора въ восемьсотъ долларовъ. Цѣна была божеская, но онъ сразу потребовалъ половину. Другая половина должна была быть выплачена въ десять лѣтъ, по сорокъ пять долларовъ въ годъ, считая капиталъ и проценты. Какъ ни упирался Ѳедоръ Брудный, но Сосновскій не хотѣлъ отступить ни на іоту отъ своихъ условій. У Ѳедора, однако, оказалось двѣсти восемьдесятъ пять долларовъ вмѣстѣ съ Ѳениной книжкой. Сосновскій потребовалъ еще пятнадцать долларовъ въ теченіе недѣли, и Ѳедоръ пообѣщалъ убить пару свиней, хотя сезонъ для свиного убоя еще далеко не наступилъ.